Кружево-2 - Ширли Конран (1994)

«Зато я ничего не забыла», – подумала Богиня, вспоминая, как она жила будто в тумане, после того как Джо Старкос, словно загипнотизированный, оставил ее ради этой сучки, Лили. Это произошло однажды вечером, и вначале Богиня почувствовала лишь оцепенение боли, вылившееся затем в бурное отчаяние. Недели, а потом и месяцы Богиня жила в состоянии транса от обрушившегося несчастья и унижения. В конце концов она впала в апатию: ей не хотелось вставать с постели, одеваться, куда-то ходить и кого-то видеть. И когда пришла весть о гибели Джо в автокатастрофе, Богиня, вопреки ожиданию многих, не стала биться в истерике: она оплакала любовника уже давно.

И однажды, вскоре после смерти Джо, горничная внесла в ее комнату корзину, заполненную свежими весенними цветами. А среди изысканнейших цикламенов и анемонов Богиня нашла бриллиантовое ожерелье восемнадцатого века с камнями, выточенными в форме роз. А также визитную карточку – «Спирос Старкос». Богиня улыбнулась. Она знала, что это только начало. Он не станет ждать ее благодарности, прекрасно понимая, что теперь она будет наблюдать за его следующими шагами.

На следующее утро, когда перед Богиней возник поданный к завтраку поднос с аппетитными булочками, из салфетки выпала пара бриллиантовых сережек, идеально подходящих ко вчерашнему ожерелью. Когда она разглядывала одну из них на свет, раздался телефонный звонок.

– Я только что закончил переговоры с Гонконгом, можно мне теперь увидеть вас? – произнес Спирос, даже не представившись. Она сразу догадалась, что он имел в виду, потому что его старший брат Джо всегда предпочитал заниматься любовью либо рано утром – после переговоров с Гонконгом, либо поздно вечером – после того как закрываются рынки американских ценных бумаг.

Через два часа после получения сережек Богиня уже стояла на борту «Персефоны». Соленый привкус морского воздуха сливался с тонким ароматом сигары Спироса, едва слышным запахом крахмала, исходящим от его костюма, и ощущением свежести его теплого, холеного тела. Той ночью, когда она уже переодевалась ко сну, он бесшумно возник в ее каюте. Не проронив ни слова, Спирос прижал Богиню к себе и долго не выпускал из объятий.

Потом он стал осторожно снимать с нее платье цвета топаза. Богиня не шевельнулась даже тогда, когда осталась обнаженной до пояса, а Спирос, склонившись к ее крупным темным соскам, легко и нежно целовал их, чувствуя, как они становятся тверже. Потом он буквально впился в них губами, затем легко коснулся зубами и начал ласкать их языком, а Богиня уже ощущала огненные, почти болезненные позывы между ног. Жизнь вновь возвращалась в ее тело, и тело ответило приветственной дрожью. Она притянула Спироса ближе к себе, нетерпеливо предвкушая его напор, мужскую твердость и улавливая сквозь тонкий шелк его ночной рубашки все возрастающую силу эрекции.

Они упали на кровать, и она почувствовала его ладонь на внутренней стороне своих бедер – все выше и выше. Спирос по-прежнему не издавал ни звука, но, когда он достиг влагалища и начал мягко его поглаживать, она с легкостью отдалась ритму его руки, не ощущая ни беспокойства, ни необходимости торопиться, а лишь спокойную уверенность в своем неизбежном оргазме. И когда пришло ощущение апогея и все ее тело заныло в экстазе, она протянула руку к его члену и помогла ему войти в себя; их губы прильнули друг к ДРУГУ, а пальцы переплелись.

А потом, прижавшись к его широкой волосатой груди, она даже всхлипнула от нахлынувшего на нее чувства благодарности.

Постепенно уверенность Богини в себе, ее профессиональные амбиции, ее неуемная жажда жизни вернулись к ней. Сейчас, шесть лет спустя, она была уверена в готовности тела Спироса ответить на любое ее движение куда больше, чем в силе своего голоса.