Несясь по пустынным улицам, Пэйган вдыхала аромат жасмина, струящийся из-за древних заборов, и думала о том, как жестоко обошлась с подругой судьба, заставляя ее во второй раз переживать потерю дочери. Она вспомнила обложку «Вэв!», где Джуди была изображена вместе с Лили и где так четко запечатлелись их сходство – изящные, как у куклы, фигуры и маленькие руки – и различие: Джуди была голубоглазая блондинка нордического типа, Лили – экзотическая брюнетка. И как ни пытались они установить между собой действительно близкие отношения, насколько могла заметить Пэйган, им это так и не удалось. И эта разъединенность тоже удивительно явственно проступала на той обложке. Их совместная жизнь казалась Пэйган попыткой поместить под один колпак два абсолютно несхожих между собой организма. И как бы мать и дочь ни жаждали общности друг с другом, общего между ними было мало. Отсюда те красивые поздравительные открытки, которые они посылали друг другу, чопорные рождественские обеды, совместные походы в театр, в кино – куда угодно, где только не надо было разговаривать.

Пэйган думала о той близости, которой обе они мечтали достичь, – близости любви. «Интересно, а не то же самое происходит между мной и Абдуллой?» – задала она сама себе вопрос. Иногда во время акта любви она видела свою бледную руку рядом с его смуглой упругой плотью и чувствовала себя страшно далекой от него, несмотря на всю его нежность, все искусство и всю готовность ее собственного тела отвечать на ласки возлюбленного.

«В чем-то, мне кажется, Лили похожа на Абдуллу, – размышляла Пэйган, сорвав ветку жасмина и вдыхая ее аромат. – Оба они всегда начеку, всегда готовы броситься на свою защиту. У обоих бешеный темперамент, оба отъявленные сластены. Иногда в повороте ее головы и во взгляде проглядывало что-то хищно-соколиное, как и у Абдуллы».

Неожиданно этот пестрый калейдоскоп мыслей Пэйган принял странное направление. Удивительное умозаключение все более и более укреплялось у нее в сознании. Поначалу появление его было столь неожиданным и неприятным, что она высунула голову в окно, надеясь, что встречный поток воздуха выдует скверные подозрения из ее головы. Но этого не произошло. Наоборот, она все более укреплялась в своих подозрениях. Неужели Джуди спала с Абдуллой, неужели он отец Лили? Она вспомнила ту ложь, которой Джуди пыталась укрыться от расспросов подруг в детстве, и о той лжи о ее отце, которой Джуди пыталась затуманить голову Лили. Зачем она упорно повторяла по телевизору, что отец девушки – погибший в джунглях английский солдат, в то время как все подруги Джуди прекрасно знали, что, хоть Ник и сходил по ней с ума, между ними никогда ничего не было. И, конечно, Ник не мог быть отцом Лили. Потом Пэйган вспомнила своего мужа сэра Кристофера и его последнюю шутку о том, что у голубоглазых родителей не может родиться кареглазый ребенок. И у Куртиса, и у Энджелфейса были голубые глаза. Спироса Старкоса, когда они жили в Гштаде, поблизости не было, а потому он тоже исключался. «Может, я и не получу никогда Нобелевской премии в области генетики, – печально сказала себе Пэйган, – но игнорировать эти факты даже я не в силах».

– А я говорю тебе, что эту открытку написал Тони, – доказывала Пэйган ничего не понимающей со сна и смотрящей на нее округлившимися от ужаса глазами подруге. – Помнишь тот наш дурацкий спор о порядках в гареме?

– Очень смутно.

– Но ведь ты же присутствовала, когда я рассказывала Тони о том, что неугодных наложниц душили шелковыми шнурами! – настаивала Пэйган. – Это не может быть совпадением!

– Но я уверена, что в Стамбуле каждый второй знает эту легенду. Не хочешь же ты уверить меня, Пэйган, что парень, который способен только накачивать мускулы на Пятидесятой авеню, может организовать похищение в Турции? – Джуди еще не до конца проснулась.

– Нет, конечно, я не могу предположить, что этот осел сам до всего додумался. Но он на кого-то работает.