Не трогай кошку - Мэри Стюарт (2007)

– Нет, пожалуй, не надо, спасибо. Я подумала, Роб: там, наверное, сегодня «пенсовики»? Если я пойду сама по себе, с ключами, кто-нибудь наверняка меня увидит, начнет задавать вопросы и все такое. Лучше я оставлю ключи здесь и просто пройдусь, все осмотрю, а потом представлюсь Андерхиллам и спрошу, нельзя ли мне приходить и уходить, когда захочу. Сколько сейчас времени?

– Половина одиннадцатого. – Он бросил ключи в стол и задвинул ящик без всяких вопросов и комментариев. – Тогда подожди здесь, если хочешь. Или сходишь к коттеджу? – Да, так и сделаю.

– Там, у дверей, миссис Гендерсон. Пожалуй, она захочет поговорить с тобой. Увидимся позже.

Он улыбнулся и ушел.

Миссис Гендерсон была маленькая, бойкая старушка лет шестидесяти, с седеющими волосами, которые она каждую неделю упорно и неизменно укладывала, как шлем, у «нашего Эйлина» – так звали деревенского парикмахера. У нее были живые голубые глаза и яркий румянец на щеках. Деловая и шустрая миссис Гендерсон не умолкала, как работающий по программе компьютер:

– Ах, мисс Бриони, рада видеть вас снова, хотя должна принести свои соболезнования в связи со смертью вашего отца, ведь не далее как на прошлой неделе я говорила викарию, что мистеру Эшли не стоило ехать в ту больницу в Германии, но он не прислушался, а я сказала: помяните мои слова, он будет дома раньше, чем предполагает, но поверьте, мисс Бриони, я не думала, что мои слова сбудутся таким печальным образом и, когда я снова увижу вас здесь, это будет просто конец света. Вы понимаете, когда я говорю «конец света», я не имею в виду то, что может показаться, я просто хочу сказать, что всем известно: поместье переходит к мистеру Говарду, хотя люди интересуются (и я знаю, вы не поймете это превратно, мисс Бриони), как же супруга мистера Говарда поселится тут, то есть я, как никто, далека от всяких предрассудков, а ведь нынче даже не посмеешь сказать, что негр смуглый, не правда ли, но цветные есть цветные, и она воспитана не совсем так, как мы, не говоря уж о религии, а это особое дело: ведь будучи оттуда, откуда она приехала, она наверняка католичка, осмелюсь сказать, а обратился или нет мистер Говард, но дети обратятся в католичество, не так ли, и что тогда делать викарию и пастве – будет забавно, не правда ли, если новые Эшли будут ходить в католическую церковь в Хангманс-Энде?

Говоря, она то снимала, то снова надевала передник, помогая мне убраться после завтрака, поставить посуду на полки, набрать в раковину горячей воды и вымыть тарелки. Я нашла кухонное полотенце и вытирала посуду, пропуская ее монолог мимо ушей, как всегда при встрече с миссис Гендерсон; после ее ухода в ушах еще двадцать четыре часа стоял звон. Порой она иссякала и останавливалась перевести дыхание, а я в результате долгой практики научилась пропускать в потоке ее слов те, в которые не хотела вникать. Про себя я удивлялась: как викарий и Роб Гренджер выдерживают такое? Но потом поняла как: викарий удалялся в теплицы, а Роб, когда приходила миссис Гендерсон, с приветливой улыбкой выходил в другую дверь.

– Жена мистера Говарда не цветная, – сказала я. – Она испанка. И если вы вспомните портрет на лестнице, у нас здесь уже жила испанская дама, и вроде бы ничего. Я слышала, миссис Говард очень красивая, и, вероятно, она католичка, но очень сомневаюсь, что они переедут в Эшли. Вы в последнее время не видели моего троюродного брата Эмори? Или Френсиса?

Но миссис Гендерсон была столь же ловка в выборе тем, которые ей нравились:

– Раз уж вы упомянули, да, конечно, я знала об этой испанской даме. Существовала даже песня про нее, не так ли? Но это было еще в те времена, когда все были католиками, так что это не имеет значения. Викарий рассказывал мне. А теперь я подумала, что не ее дети приедут в Эшли, а собственные мистера Говарда. Когда я говорю «собственные», я, разумеется, имею в виду...

– Да, конечно. Близнецов и Френсиса. Из них кто-нибудь недавно был здесь?