Хочу, чтобы мы были вместе - Тара Сивек (2021)

Взяв блокнот в форме звезды и ручку, которые мы с Эвереттом оставили на полу в прошлый раз, когда были тут, я сажусь, скрестив ноги, и закрываю глаза. Я сижу в центре комнатки высоко на дереве и позволяю воспоминаниям литься на меня. Я позволяю им наполнить меня радостью того, что я смогла испытать такое счастье, а не обычным горем, что у меня больше не будет таких моментов с Эйденом, отпуская боль от потери. Открыв глаза, я быстро записываю пропущенные четыре года желаний, изливая все. Все слезы, всю печаль и все одиночество без него здесь. Я отпускаю все, позволяю себе ощутить надежду, что то, чего я всегда хотела, сможет сбыться.

– Я так скучаю, Эйден, – шепчу я сквозь слезы, вытаскиваю свою коробку из тайника и опускаю желания туда с остальными.

Опустив коробку рядом с коробками Эйдена и Эверетта, я провожу ладонью по коробке Эйдена.

– Я всегда буду скучать, сколько бы времени ни прошло.

Я опускаю половицу на наши коробки. Я надеюсь, что, где бы он ни был, он слышит меня, и он понимает, что пора отпустить его.

Глава 28

Эверетт

— Я чувствую, что вот-вот сорвусь, чувак. Мне так хочется выпить, что все болит.

Мы сидим за столиком в маленькой кофейне. Я смотрю на Бобби и гадаю, что же с ним случилось. Мы познакомились на первой встрече анонимных алкоголиков больше полугода назад, и из всех, кого я там встретил, Бобби был последним, кому могла потребоваться моя помощь.

На моем первом собрании он был лидером небольшой группы, потому что дольше всех оставался трезвым и дольше всех ходил на встречи. Он был прирожденным лидером, любил помогать, у него были ясный разум и харизма. На встречах мы много узнали друг о друге и о причинах, почему обратились к алкоголю, но Бобби никогда не рассказывал о своем прошлом, всегда давал другим говорить, потому что, по его словам, им помощь требовалась больше, чем ему. На последних собраниях я был слишком занят Кэмерон и тем, что происходит в лагере, чтобы заметить признаки того, что Бобби готов сорваться.

Однако я не винил Кэмерон. Она была лучшим отвлечением. Я сам был виноват, что не мог сосредоточиться на том, на чем должен.

— Когда ты в последний раз выпивал? Или принимал что-то покрепче? – спрашиваю я, глядя на его растрепанный вид, взлохмаченные волосы, грязную и мятую одежду и то, как он чешет руки и трет лицо.

«Похоже, он отходит не только от выпивки».

— Не знаю. Какая разница? Я трезв сейчас и позвонил тебе. Я сделал то, что должен. Я просто не могу больше терпеть. Я не верю, что Милли сделала это с нами. Не верю, что она обманула меня и забрала у меня все.

Я слушал рассказ Бобби о его жене целый час, и за шестьдесят минут узнал больше, чем за полгода знакомства с ним. Его эмоции бушевали. В одну минуту он был печальным и тихим, в другую - злился и проклинал жену.

— Она ушла. Нашла другого. Это обидно и больно, но ты не можешь это изменить. Ты не можешь изменить ее. Ты можешь только переживать за себя и менять себя. Скажи это вместе со мной.

Я смотрю на Бобби. Он перестает чесать руки, опускает ладони на колени и повторяет со мной молитву, с которой мы начинаем каждое собрание:

— Боже, дай мне сил принять то, что я не могу изменить, смелости изменить то, что я могу, и мудрости знать разницу, — говорим мы хором.

Мы молчим мгновение, и, похоже, Бобби немного успокаивается. Он уже не ерзает на стуле, не отводит взгляд, оглядываясь всякий раз на звук кофемашины или громкий стук чашек о раковину.

Он дышит легче, его лицо гладкое и спокойное, уже не искаженное от гнева.