Несгибаемый - Марина Агекян (2021)

Она не простит его. Никогда не захочет взглянуть на него вновь. И даже не подумает о том, друзья они теперь или вечные враги. Он не мог позволить ей жить дальше с мыслью о том, что она не нужна ему, что он не собирался бороться за нее.

Подняв голову, Эрик взглянул на огонь в камине, а потом огляделся и только тогда сообразил, что находится в гостиной, где почти вечность назад столкнулся с Клэр, которая ждала его в день после свадьбы. Когда он дал ей понять, что отвезет ее к прежнему возлюбленному.

У него не было шанса на прощение. И не было даже возможности найти ее, чтобы хотя бы убедиться в том, что она цела и невредима, что с ней всё в порядке, что она в безопасности, что рядом есть хоть кто-то, кто будет заботиться о ней…

— Боже… — простонал он, прижав руку к груди. Прямо туда, где хранил блокнот с ландышем. Где лежала ее записка! — Господи!

Вздрогнув, Эрик тут же полез во внутренний карман и достал уже смятый сложенный лист бумаги. Теперь, когда шансы отыскать ее растаяли, как утренняя роса под лучами солнца, Эрик уже не знал, стоит ли ему читать последнее, что осталось от нее. Последнее, что связывало его с ней, записка, где она скажет ему горькие слова прощания. Где твердой рукой будет выведен его приговор, заслуженное наказание за всё то, что он сделал с ней.

В горле перехватило так, что он не мог дышать. И едва видел бумагу, которая расплывалась перед глазами. Подняв руку, Эрик осторожно погладил мятый лист, так осторожно, будто прикасался к самой Клэр. К которой больше никогда не прикоснется. Он лишь надеялся, что она там, где нет высоких деревьев, с которых ей не придется снимать маленьких котят, иначе некому будет поймать ее, если она снова упадет. Теперь всё, что осталось у него от Клэр, был высохший лепесток ландыша. И эта записка.

Он не должен был читать, но обнаружил, что раскрывает ее. Его руки дрожали, сердце едва билось в груди, но Эрик действительно развернул лист, а потом подставил слабому свету от свечей.

«Мне невыносимо тяжело писать это, но я должна это сделать. Должна сообщить тебе, что я уезжаю. Потому что не могу сейчас видеть тебя, слышать твой голос. Я не могу смотреть тебе в глаза, потому что боль разорвёт меня на части. Да, признайся, ты ведь даже не думал, что мне может быть так мучительно больно от твоего взгляда, правда? Что у меня может всё переворачиваться в груди, когда ты касаешься меня, когда целуешь меня. Да, когда ты это делаешь, мне больно, ведь в каждом твоем прикосновении есть высшая благодать для меня. Ты не думал, что такое возможно? Признаться, я тоже вначале так не думала, любовь моя, и в этом заключается самая моя большая ошибка, потому что я слишком поздно всё поняла.

Я знаю, что ты будешь искать меня. Я знаю, что ты найдешь меня. Я уехала, но не так далеко, как тебе кажется. Ты обязательно найдешь меня. Там, где в умиротворении я по-настоящему обрела своё место. Место, которое не полно без тебя. Найдёшь, но не для того, чтобы дать мне развод, потому что я сама никогда в жизни не дам тебе развод, что бы ты ни делал!».

Место… Там, «где обрела своё место»…

«Здесь так необычно и так умиротворённо, что каждый может найти себя, обрести свой дом…»

Боже праведный!

Она в Бедфорд-мэноре!

Поехала туда, куда вернула его самого. «Где моё место!».

— Боже правый, — обронил Эрик, чувствуя, как задыхается. Он провел пальцем по тому месту, где было аккуратно выведено «любовь моя». В груди что-то громыхнуло, а потом со звоном обрушилось, чуть не раздавив его. Она ушла от него, но даже в прощальной записке не требовала держаться от нее подальше, а лишь тихо и несмело признавалась в любви. — Клэр…

Она ушла потому, что решила, что он пойдет до конца и даст ей развод! Она так сильно этого боялась, что решила уехать. Спрятаться там, откуда он не сможет потом прогнать ее. Прогнать ее… Боже, он довел ее до того, что она продолжала верить в то, что он всё еще стремится избавиться от нее!