Плутовка - Джулия Куин (1998)

— Если я поеду в Лондон с тобой, моей репутации несдобровать, — произнесла она спокойно. — Самый простой выход — оставить меня здесь. Все будет, как прежде, до твоего приезда.

Данфорд вздохнул:

— Генри, скажи, почему ты не хочешь ехать в Лондон?

— У меня и здесь много дел.

— А если честно?

Она прикусила нижнюю губу.

— Просто мне не по душе званые вечера, балы и тому подобные развлечения. Это не для меня.

— Откуда ты знаешь? Ты ни разу не была на них.

— Посмотри на меня! — воскликнула она. — Ты только посмотри на меня! — Она встала перед ним. — Да меня засмеют в первой же гостиной.

— Ну это поправимо. Разве сегодня утром не привезли новые платья?

— Не издевайся надо мной. Дело не только в одежде, Данфорд. Дело во мне! — Раздосадованная, она пнула стул и подошла к окну. Сделав несколько глубоких вдохов, она попыталась успокоиться, но это не помогло. Наконец она тихо спросила:

— Ты хочешь, чтобы дурнушка развлекла твоих лондонских друзей? Ведь так? Я не хочу становиться всеобщим посмешищем. Ты собираешься…

Он подошел неслышно. Она даже не успела понять, что произошло, пока не почувствовала его прикосновение. Данфорд повернул ее к себе лицом. — Помнится, вчера вечером я просил не называть себя дурнушкой.

— Но ведь это правда! — Генри ужаснулась своему голосу, слезам, катившимся по щекам, и попыталась вырваться из его рук. Он видит, как ей плохо, почему же не оставит ее в покое?

Но Данфорд держал ее крепко.

— Неужели ты не понимаешь, Генри? — ласково сказал он. — Именно поэтому я и беру тебя в Лондон. Я хочу доказать тебе, что ты вовсе не дурнушка, а красивая и желанная женщина, которую любой мужчина посчитает за честь назвать своей.

Она молча смотрела на него не в состоянии поверить тому, что услышала.

— И любая женщина, — продолжил он тихо, — с гордостью назовет тебя другом.

— Я не могу, — еле слышно сказала она.

— Нет, можешь. — Он улыбнулся. — Иногда мне кажется, что ты все можешь.

Она покачала головой и тихо произнесла:

— Нет.

Данфорд разжал руки и отошел к соседнему окну. Он был поражен тем, насколько не безразлична стала ему Генри, ему очень сильно хотелось вернуть ей уверенность в себе. Неужели это говорит та самая девушка, которая взяла на себя управление поместьем и сделала его одним из лучших? Та, которая хвасталась, что может оседлать любую лошадь в Корнуолле? Та, что отняла у него десять лет жизни, забравшись в улей к диким пчелам? Ему трудно поверить, что Лондон может ее испугать.

— Это — совсем другое, — чуть слышно сказала она.

— Вовсе нет.

Она молчала.

— Мне казалось, ты — самая хладнокровная девушка на свете.

— Сам видишь, что нет, — сказала она, всхлипывая.

— Скажи-ка, Генри, если ты справляешься с двумя дюжинами слуг, управляешь фермой и строишь хлев, то с чего ты взяла, будто не сможешь выдержать лондонские приемы?

— Все, что ты перечислил, мне под силу! — вырвалось у нее. — Я знаю, как оседлать лошадь, знаю, как построить хлев и управлять фермой. Но не знаю, как быть женщиной!

Данфорд не проронил ни слова, пораженный тем, как она это сказала.

— Я не люблю делать то, что не умею делать хорошо.

— Мне кажется, — начал он задумчиво, — тебе просто нужно немного практики.

Она недоверчиво посмотрела на него:

— Не надо успокаивать меня.

— Я и не успокаиваю. Признаюсь, я сомневался, сможешь ли ты носить платья, но то, желтое, сидит на тебе великолепно. Оно сразу понравилось тебе, а это свидетельствует о твоем прекрасном вкусе. Да и те два платья ты выбрала сама. Они просто чудесные, а я понимаю кое-что в женской моде.

— Я не умею танцевать, — продолжала она упрямо, скрестив на груди руки. — Я понятия не имею, как флиртовать, не знаю, кто где сидит на званом ужине, и… и я никогда не слышала даже о портвейне!