Юлия, дочь Цезаря - Юлия Львофф (2020)

... Квинт встал, потянулся и, зевнув, взглянул на женщину, лежавшую с закрытыми глазами и лёгкой усмешкой в уголках губ. Взглянул на неё, как на нечто бесчувственное, отстранённое, дерево или животное. Недоумённо покачал головой: совсем недавно — всего несколько мгновений назад — она дарила его бурными ласками, а теперь у него осталось только чувство неловкости, даже стыда оттого, что он здесь, в лупанарии, и разглядывает куртизанку, совершенную и порочную в своей наготе.

- Не уходи, - вдруг проговорила она, открыв глаза. Теперь она смотрела прямо на него, моляще и в то же время призывно. — Останься со мной ещё... хоть ненадолго... Ещё один разок. Я не возьму с тебя денег...

Квинт был изумлён.

- С чего бы это? — спросил он, кривя губы в пренебрежительной ухмылке, которая должна была скрыть его замешательство.

- Ты ещё очень молод и, может, сам не понимаешь, какой силой одарили тебя боги. — Куртизанка казалась ему до смешного серьёзной. — Давно я не встречала в этом городе мужчин, у которых Мутун[65] в чреслах... Любая женщина, если, конечно, она не холодна, как снег на Альбанской вершине, почувствует себя счастливой с тобой... И я прошу тебя: останься...

Не произнося ни слова, Квинт быстро оделся и, бросив на низенькое колченогое ложе тускло блеснувший в полумраке денарий, вышел на улицу.

У него не хватило выдержки пойти домой окольной дорогой: увидев огни в доме Цезаря, он сделал крутой поворот и метнулся к утопающему в густой зелени портику.

В атрии дома консула, где всегда было оживлённо и весело, в этот вечер чувствовалось напряжение.

-... Все дела должны улаживаться мирным путём, - говорил Цезарь, в задумчивости играя кистями небрежно перехватывающего тунику пояса. — Из уважения к добродетели Катона не только лучшие граждане, но и народ пребывает в унынии. Мне бы не хотелось, чтобы заточение Катона подорвало их веру в меня. И посему я прошу тебя, Клодий, освободить Катона из-под домашнего ареста...

- И выгнать его вон из Рима! — нетерпеливо вставил Клодий.

Квинт взглянул на Клодия, сидевшего в другом конце атрия: глаза у того блестели, как у хмельного. Впрочем, вовсе не исключалось, что Клодий был слегка навеселе. Выбор Цезаря был удачен: если Риму суждено было получить народного трибуна[66] с душой бунтовщика, а противникам Цезаря — опасного врага, то Публий Клодий Пульхр, этот дерзкий честолюбивый молодой человек, бесшабашный гуляка и смутьян, годился для такой роли вполне.

- Если Катон исчезнет из Рима, то несколько крикунов в сенате...

- И под каким же предлогом мы вышлем его из Рима? — перебил Клодия Цезарь.

- Можно отправить его на Кипр. Для ведения войны. — Клодий не мешкал с ответом ни мгновения.

- Катон один из всего сената не разворует сокровища этого острова, - заметил Помпей с красноречивой ухмылкой. Этими словами он дал своё согласие на почётное изгнание защитника римской республики.

Квинт поймал себя на мысли, что присутствие Великого в доме Цезаря раздражает его как никогда прежде.

- А что скажешь ты, Сервилий Цепион? — Он не ожидал, что Цезарь обратится к нему с подобным вопросом и оттого на время растерялся.

Он молчал, прислушиваясь к тому, что сейчас происходило внутри него. Обида на Цезаря, неприятие Помпея, гнев и протест — всё разом жгучей болью отозвалось в его душе. Они украли у него Юлию, а он всё ещё был среди них, был заодно с ними.

Цезарь, видимо, уловил его смятение.

- Я хочу, чтобы ты по-прежнему оставался на моей стороне, - сказал он, пристально глядя на Квинта. — Ты принадлежишь к моему кругу. Ты был со мной в Испании и вместе с другими ты провозгласил меня императором. Я всегда доверял тебе, Сервилий Цепион, и если ты понадобишься мне...

Это звучало как предупреждение. Но Квинт уже всё решил.

- Я готов служить тебе, Цезарь, как угодно и где угодно, но только не против лучших граждан Рима.