Ложь - Каридад Адамс (2018)

— Сынок, Вероника сама выбрала свою судьбу, и она абсолютно права, разделяя участь любимого. Помнишь, ты обещал мне постараться забыть ее? Так прояви волю и будь сильным… А сейчас мне хотелось бы поговорить с тобой о Вирхинии.

— И ты туда же, папа? — пришел в отчаяние Джонни. — Мало того, что мама талдычит мне о ней каждый день, и сама Вирхиния… — Джонни замолчал, не договорив.

— Я знаю, что она без стеснения признается тебе в своей любви, — закончил за сына дон Теодоро. — Я уже говорил Саре, скажу и тебе: должен признаться, что Вирхиния весьма далека от идеала той девушки, которую я представлял твоей женой.

— У нас с тобой был один идеал, папа.

— Как бы мне хотелось, чтобы у тебя была моя выдержка, сын, чтобы ты мог перенести горькое разочарование и смириться с тем, что нельзя исправить.

— Возможно, когда-нибудь я и смирюсь, — равнодушно согласился Джонни.

— Но не так, как сейчас. Докажи это на деле.

— На деле?

— Сейчас я поясню тебе свои слова, — начал дон Теодоро. — Понимаешь, одна из причин, по которой мне не хотелось бы, чтобы матерью моих внуков была Вирхиния, — это ее слабое здоровье. Она всегда была болезненной. В последнее время я часто разговаривал о ней с доктором Ортега, и он считает, что с ее сердцем все в порядке.

— Я очень рад за нее и маму.

— Сделай милость, порадуйся и за себя. Послушай меня внимательно, сынок. Случай с Вирхинией очень необычный: похоже, что из-за нервного срыва у нее возникают мнимые симптомы болезни.

— Что это значит, папа?

— Все очевидно: Вирхиния больна из-за любви к тебе. Ты чахнешь, потому что тебя не любит Вероника, а Вирхиния больна, потому что ты не любишь ее.

— Я люблю ее, папа, но как сестру.

— Может, и так, — вздохнул дон Теодоро, — но она-то любит тебя не по-сестрински, а как женщина, и не хочет жить без твоей любви.

— Я все понял, папа, но должно пройти время…

— Ни в коем случае не торопись, сынок. У тебя будет время успокоиться и подумать, — дон Теодоро ласково похлопал сына по плечу. — А я пока пойду расскажу о новостях твоей маме. Мы скоро вернемся.

Дон Теодоро вышел из спальни, и Джонни остался один. Он разом приуныл, с тоской осознав, что потерял Веронику навсегда. Все в жизни стало вдруг безразличным, а в душе остались только глубокая жалость к родителям, чьи переживания огорчали его, и нежное сочувствие к застенчивой, робкой девушке с большими светлыми глазами и золотистыми волосами, которая была больна из-за отвергнутой им любви.

* * *

— Вам уже лучше, правда?.. По-моему, гораздо лучше, достаточно взглянуть на лицо, — радостно прощебетала Адела.

— Спасибо, Адела. Удивительно, но мне и в самом деле лучше.

— Я не собираюсь расхваливать Хайме, но все же он знатный врач, — с гордостью заявила сеньора Ботель.

Вероника лежала в кровати, удобно откинувшись на подушки. Теперь ее голова была забинтована не так сильно, как в прошлые дни. И вообще казалось, что она поправляется очень быстро, благодаря своему исключительному жизнелюбию.

Огромные, глубокие и печальные глаза Вероники сверкали каким-то внутренним, одухотворенным огнем, а губы снова стали сочными и красными, словно спелый, сладкий плод. Она была похожа на прелестный цветок.

— Кто это там бродит снаружи? — спросила она, услышав шум, доносившийся с веранды, и приподнялась. — Чьи это шаги? — не желая больше лежать, Вероника с легкостью уселась на кровати.

— Господи, ну чьи они могут быть, как не Вашего Деметрио? — ответила Адела. — Сеньор Сан Тельмо каждое утро раз сто пройдет от окна до угла дома, пока мой Хайме не выйдет, чтобы перевязать его и рассказать о Вас. А потом, узнав, как Вы, он идет смотреть, как строится новый дом.

— Новый дом?

— Да, он будет таким же просторным, как этот, и богато отделанным. Ничего не скажешь, красивый будет дом. Если хотите, я позову Деметрио, и он сам все расскажет, — предложила Адела.