Впереди показался приглушенный свет, и он очутился в теплой землянке. Здесь горели две свечи, жаровня источала тепло и острый запах сажи, в воздухе висел голубой табачный дым, сапоги и шинели, лежавшие в углу, исходили паром. Два офицера, сидевшие на раскладных полотняных стульях, разговаривали. Один из них произнес шутку, полную черного юмора, и они оба рассмеялись. На походном столе молчал граммофон. Рядом стояла жестяная коробка, бережно защищавшая пластинки с записями последних песен мюзик-холла.

— Здравствуйте, капеллан! — жизнерадостно воскликнул один из них. — Как Бог поживает?

— В отпуске по болезни, — быстро произнес второй прежде, чем Джозеф успел ответить. В его голосе звучало отвращение, но без желания обидеть. Смерть здесь была слишком близка, чтобы насмехаться над верой.

— Садитесь, — предложил первый, махнув рукой на третье кресло. — Моррис его сегодня притащил. Убили его. Опять этот чертов снайпер.

— Он где-то там, прямо напротив нас, — решительно произнес второй. — Одна сволочь тут на днях заявила, что он сорок три человека положил.

— В это я могу поверить, — сказал Джозеф, опускаясь в предложенное кресло.

Ему ли было не знать их потери! Его работа заключалась в том, чтобы успокаивать испуганных и умирающих, помогать с носилками, нередко писать письма скорбящим. Иногда он думал, что это даже тяжелее, чем сражаться. Но он отказывался отсиживаться в сравнительно безопасных полевых госпиталях и складах. Здесь он был нужен больше всего.

— Недавно думали провести рейд на ту сторону, — медленно сказал майор, взвешивая каждое слово и продолжая смотреть на Джозефа. — Такие операции отлично поддерживают боевой дух. Хоть чем-то занялись бы. Только бесполезно это — все равно шансов найти гада почти нет. Только людей бы потеряли. Потом бы еще хуже стало.

Капитан ничего не добавил. Они оба знали, что боевой дух солдат падает. Потери были большие, новости — плохие. Весть об ужасной бойне просочилась из Соммы и Вердена и ушла дальше по линии до самого моря. Сказывались жестокие физические лишения — грязь, холод, из чувств остались только скука и страх. Надвигалась зима 1916 года.

— Курить будете? — Майор протянул пачку сигарет.

— Нет, спасибо. — Джозеф отказался с улыбкой.

Ему налили кружку чая, крепкого и горького, но горячего. Он выпил и через полчаса снова вышел на свежий воздух, чтобы продолжить путешествие по траншее. Высоко над головой ярко загорелась осветительная ракета. Привычным движением он присел так, чтобы голова не возвышалась над бруствером. Траншея была неглубокая, всего четыре фута, поэтому, чтобы не попасть на мушку врагу, все были вынуждены ходить, согнувшись чуть ли не пополам. Где-то вдалеке стрекотал пулемет, выпущенная мина, похожая на крысу, шлепнулась в грязь рядом с траншеей.

Рядом с ним сновали люди. Обычный порядок вещей здесь перевернулся. Днем тут почти ничего не происходило, шла обычная работа по восстановлению траншеи, чистили оружие и боеприпасы, кто-то отдыхал. Активная жизнь начиналась ночью. Как и смерть.

— Здрасьте, капеллан, — прошептал из темноты голос. — Помолитесь там, чтоб мы снайпера этого проклятого достали.

— А что, если Бог — еврей? Поможет? — поинтересовался другой голос.

— Вот дубина! — с насмешкой отозвался третий голос. — Каждый знает, что Бог — англичанин! Тебя в школе вообще ничему не научили?

Грянул дружный смех. Джозеф присоединился. Пообещав прочитать подходящие молитвы, он двинулся дальше. Многих из этих людей он знал всю свою жизнь. Они все были из одного нортумберлендского городка или окружающих его деревень. Они вместе ходили в школу, таскали яблоки с одних деревьев, ловили рыбу в одних речках и ходили одними улицами.