Мое безумие - Калья Рид (2021)

– Вам не обязательно оставаться в этой изнуряющей жаре. Я справлюсь сама. – В подтверждение своих слов она наклонила голову и принялась за работу.

Сказать по правде, работы и впрямь было не слишком много. Я оглянулась через плечо на недостроенный дом. В ушах звенел стук молотков и визг пил. Как и будущий сад, я увидела свой будущий дом: на заднем крыльце коричневый плетеный мебельный гарнитур. На французских дверях на ветру развеваются тюлевые занавески. С балок над верандой свисает корзина с петуниями.

По правде говоря, мне было одиноко, и хотя Рене была не из породы людей разговорчивых, мне нравилось настроение, которое она создавала своим присутствием.

– Я… я могу вам помочь, – сказала я. Она подняла голову. Ее взгляд был пронзительным, как у кошки. – Если вы не против, – добавила я тихо.

Рене задумалась. Но затем указала рукой в перчатке в направлении своего грузовика.

– Пойди возьми перчатки, и я тебя кое-чему научу.

Как мне было велено, я подошла к грузовику и нашла на заднем сиденье пару старых перчаток. Неужели я такая открытая? Или у меня над головой висит указатель, который гласит: «Посмотрите на меня! Мне срочно требуются друзья!»

Наверно, да, потому что она поручала мне подсобную работу, например помочь ей вырвать сорняки вдоль дубов и вокруг соседского забора. Все это время мы обе молчали.

Работая, Рене полностью отключалась от внешнего мира – губы плотно сжаты, брови сосредоточенно насуплены на переносице. Зато она всегда тихо напевала себе под нос. Так тихо, что я слышала ее лишь тогда, когда стояла с ней рядом. Закончив поливать цветы, я отступила и окинула их глазами.

– Мне нравятся эти лилово-синие цветы, – сказала я, указывая вправо.

Рене только на секунду подняла голову.

– Это кошачья мята.

– Кошачья мята, – тупо повторила я.

– Забавное название, правда? Непеталактон в растении манит к себе кошек, дарит им временное блаженство. Считайте это кошачьей травкой.

Я улыбнулась.

– Впечатляет. – Окинув глазами остальные растения, я остановила взгляд на цветах, чьи соцветия показались мне интересными. На кончиках лепестки были золотыми, но ближе к головке цветка золото перетекало в ярко-алый цвет. – А эти как называются?

– Это гайлардия, – моментально ответила Рене. – Они и сейчас хороши, но через несколько недель, на пике цветения, от одного их вида у вас перехватит дыхание.

В течение следующего часа я только и делала, что указывала то на один цветок, то на другой. Рене моментально выдавала мне исчерпывающую информацию. Я улыбалась и одобрительно кивала.

– Вы столько знаете о цветах!

– Это у меня в крови. Я, можно сказать, выросла на заднем дворе, пока мама ухаживала за своим садом.

– Какой ваш любимый цветок?

Рене склонилась над желтыми тюльпанами. Услышав мой вопрос, она выпрямилась и задумчиво посмотрела в землю, как будто потерявшись в своем собственном мире.

– Гиацинт, – сказала она и протянула руку, чтобы коснуться пальцем бледно-розового лепестка. – Они элегантны и поднимают настроение – без них сад не сад. Каждый раз, когда я смотрю на них, меня охватывает умиротворение.

После этого мы перебросились разве что парой слов, предпочитая дружеское молчание. В конце концов Рене вновь принялась напевать себе под нос. Меня это отнюдь не раздражало. Скорее наоборот, ее тихий голос лился как бальзам мне на душу, снимая с моих плеч заботы и тревоги последних дней.

– Вы всегда напеваете?

Рене вздрогнула, как будто забыла, что я рядом.

– Извини. Я не заметила.

– Мне это не мешает.

Рене пожала плечами и продолжила вырывать сорняки.

– Моя мать делает это постоянно. Думаю, эту привычку я позаимствовала у нее, стоит мне погрузиться в свои мысли или когда у меня все валится из рук. Помогает снять напряжение.

Я кивнула. Мне подумалось, что в ее словах есть определенный резон.

Она краем глаза посмотрела на меня.