От ненависти до любви - Валентина Мельникова (2010)

– Николай, – сказал он добродушно, – что за слезы? Водку надо пить, радоваться, что пацан снова бегает.

– Поговорите с ней, – сдавленным голосом произнес Николай. Глаза его покраснели, и он отвернулся, чтобы скрыть слезы.

Олег быстро вбежал по ступенькам и встал рядом со мной.

– Веди в дом! – приказал он таким тоном, что мне стало не по себе. Что происходит? Почему Олег раскомандовался?

– Что ты нюни распустил, как баба? Есть проблема, выкладывай! Вместе будем решать! – продолжал он тем же манером, буравя взглядом Николая.

Я ткнула Замятина локтем в бок и глазами показала: «Уймись!» – но он так зыркнул на меня из-под бровей, что я невольно отступила в сторону.

А Николай тоскливо произнес:

– Эх, кабы все просто развести! – но распахнул перед нами дверь.

Мы вошли в дом. Я бросила быстрый взгляд по сторонам. В кухне Костика не оказалось, а дверь в его комнату была плотно закрыта. Тогда я посмотрела на Зою. Оказывается, она успела накрыть на стол и теперь стояла возле плиты, промокая опухший нос краем фартука. Ее черные, точь-в-точь как у сына, миндалевидные глаза были полны слез.

– Присаживайтесь, ужинать будем, – произнесла она через силу, и слезы тут же выплеснулись наружу. Она закрыла лицо фартуком и почти бегом выскочила с кухни.

– Мойтесь пока! – Николай бросился следом. – Попробую ее уговорить. – И скрылся в спальне.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил сквозь зубы Олег, подходя к рукомойнику.

Вместо ответа я открыла дверь в комнату Костика. Мальчик сидел возле компьютера, при моем появлении поднялся со стула и, улыбаясь, направился ко мне.

– Мария Владимировна, вы видите? Я хожу и даже бегаю! Как будто и не болел вовсе!

Я обняла его, мы вместе присели на пеструю софу.

– Я так рада за тебя, но почему мама плачет? Что случилось?

– Мама плачет… – мальчик неожиданно строго посмотрел на меня. – Она плачет оттого, что я буду шаманом. Очень сильным шаманом, как дедушка Хурулдай. Хранителем Алтанхас.

Я потеряла дар речи. Краем глаза заметила, как Олег застыл на пороге. Выглядел он, наверно, не менее потрясенным, чем я.

– Что ты сказал? – сумела я вымолвить наконец. – Какой шаман? Снова фантазируешь? Откуда ты знаешь о Хурулдае?

– Костя, замолчи!

Оттолкнув Замятина, Зоя влетела в комнату, схватила Костика за руку и потянула его за собой.

– Пойдем отсюда!

Но на пороге остановилась и бросила с укором:

– Ребенка-то зачем пытаете? У него и так судьба… – и вновь захлебнулась слезами.

– Ну, так дело не пойдет! – Замятин взял Зою за плечи и развернул лицом к себе, затем мягко освободил из ее пальцев ладонь Костика и велел ему: – Посиди пока в комнате, а мы с твоей мамой поговорим.

– А вы ее не обидите? – мальчик требовательно посмотрел на меня. – Мама ни в чем не виновата!

– Малыш! – я погладила его по голове. – Я тебя когда-нибудь обманывала? Но нам ведь нужно понять, почему она плачет? И если получится – помочь!

– Я – не малыш, – тихо сказал Костя, – поэтому и плачет, – и закрыл за мной дверь.

Мы сели за стол. Николай, который уже поджидал нас в кухне, разлил по стопкам водку, но никто к ней не притронулся. Опустив голову, Зоя заговорила. Видно было, что это далось ей нелегко. Голос ее подрагивал, а пальцы теребили фартук.

– Я ведь не чисто русская, – сказала она, сглатывая слезы. – Отец у меня русский, а я вот – метиска. И в Костике хоть и четвертинка, наверно, но нашей крови. Хурулдай ему прадед, далекий прадед… Как это называют? Пращур, что ли? Ему ведь лет сто уже, если не больше.

– Хурулдай жив? – чуть ли не в один голос воскликнули мы с Олегом. – Не может быть!

– Жив, – кивнула Зоя. – Он не умрет, пока на смену ему не придет новый Хранитель.

– Костик? – тихо спросила я.

– В том-то и дело, – отозвался Николай.