От ненависти до любви - Валентина Мельникова (2010)

– Я мигом, – он улыбнулся и скрылся в зарослях выше ручья.

Некоторое время я слышала, как стучат камни у него под ногами, затем все стихло, только ручей ворчал у моих ног да птицы перекликались в чаще.

Прошло минут двадцать. Я сидела в тени, солнце пригревало все сильнее и сильнее, я разнежилась и даже задремала. За спиной посыпались камни. Я вздрогнула и оглянулась. Олег весело улыбался.

– Спишь на посту? – он подхватил рюкзак. – Пошли. Тропа идет чуть выше.

Подниматься пришлось по руслу ключа. Мы с трудом протискивались между огромными, покрытыми черной слизью глыбами. С нависших над руслом кустов капала вода.

Вот и совсем не осталось прохода, и мы взобрались наверх. Теперь нас окружал густой непролазный стланик, прикрывавший крупную россыпь.

В стороне от ручья, в редком ельнике я заметила охотничью избушку, вернее, то, что от нее осталось. Сквозь кусты и траву едва просматривались пара полусгнивших столбов и часть стены. На деревьях вокруг виднелись затянутые смолой зарубки; на земле валялись старая железная печь, проржавевшая бочка, ствол от старинного ружья, непонятная рухлядь.

Пять минут ушло на то, чтобы перевести дыхание и оглядеться. Затем мы снова полезли вверх. Теперь путь указывали затеси на кривобоких, побитых ветром деревьях. Оказалось, что не так уж плохо передвигаться по переплетенным стволам стланика на четвереньках. Я удивлялась, как согласованно работали ноги и руки, только вот рюкзак постоянно тянул вниз, да карабин, висевший на груди, цеплялся за ветки. Его приходилось освобождать, это замедляло движение.

На первой прогалине мы остановились передохнуть.

– Поражаюсь, как здесь ходили люди, – сказал Олег. – Еще груз на себе несли. Лошадь тут не пройдет.

– Пограничники мигом бы вычислили караван на лошадях. Тут же раньше заставы стояли, – пояснила я Олегу то, что знала от Шихана. – А изба – наверняка перевалочная база. Одни контрабандисты оставляли здесь груз. Дальше его несли другие. Таких было много на тропе.

– Да, чего не сделаешь ради наживы, – вздохнул Олег и первым тронулся в путь.

Тропа вывела нас к верховому болоту. Его пришлось обходить по кромке. Я заметила, что Олег не пропускает ни одного следа, но попадались только звериные – старые и свежие. Человеческих мы так и не нашли.

Под ногами разлегся зеленый ковер вековых мхов да разноцветные лишайники – желтые, зеленые, красные, серебристые. Шли мы почти по наитию, выбирая сухие места: среди кочек тропа окончательно пропала. Чем ближе, тем величественнее выглядел Хан-Таштык. Его опоясывали исполинские зубчатые скалы. Высокие, черные, они, как древние крепости, защищали голец от холодных северных ветров.

От гольца нас отделяло глубокое ущелье. На дне его, будто нитка елочного «дождика», – ручеек и крошечное озерцо, обрамленное волнистым кантом из крупных камней, а по склонам – зеленые полянки, стланики, осыпи. Сверху все это казалось несерьезным, игрушечным, но я догадывалась, сколько нам предстоит попотеть, чтобы преодолеть еще одно нешуточное препятствие. Ведь несколько дней назад именно этим ущельем мы возвращались вместе с Шиханом с заимки. И не ручеек течет внизу, а бурная, своенравная речка.

Я сказала об этом Олегу. Он с интересом посмотрел вниз.

– Выходит, ущелье имеет выход в Глухую Падь, к заимке? А там до дороги пара шагов? – спросил он и развернул карту.

Мы присели на камень, расположив ее на коленях.

– Да! Вот дорога, где мы застряли на «Ниве», здесь Глухая Падь и ручей, возле него – заимка. Почти сразу от нее начинается тропа. Она идет через падь, поднимается на перевал, и дальше, минуя метеостанцию, – прямиком до Марьясова, – пояснила я, прочертив пальцем по карте наш с дедом маршрут.

– Интересно! – Олег, закусив губу, вглядывался в карту. – Что-то мне подсказывает: неспроста появился Шихан на заимке.

– Он же меня на болоте нашел, – заступилась я за деда.