Уснуть и только - Дина Лампитт (1996)

– Да, и, как правило, берет с собой ребенка. Лучше всего тебе обратиться к ней, Дебора. – Бенджамин дотронулся до ее руки. – Прости мне то, что я тогда сделал.

В свете фонаря ее лицо выглядело пепельно-бледным.

– Нет, это ты прости меня. Иногда я бываю дикая, ты сам видел. Больше это не повторится.

– Надеюсь, что нет, – с горечью отозвался Бенджамин.

– Бенджамин, последняя просьба. Не мог бы ты проводить меня до дома Стивена? Я слишком напугана, чтобы ехать туда одна.

Бенджамин заколебался, ему хотелось поскорее очутиться рядом с Дженной, но он знал, что не может оставить Дебору одну, беззащитную, посреди леса в эту темную ночь.

– Тогда давай побыстрее, – нехотя согласился он, – моя жена рожает, и я хочу поскорее вернуться к ней.

Дебора не ответила, лишь слегка кивнула головой, и они, пустив лошадей в галоп, поскакали в сторону деревни. Выехав на восточный тракт, на середине подъема они повстречали матушку Мауд, ковылявшую к своему дому.

– Доброго вечера вам обоим, – пожелала она.

В слабом свете фонаря ее широкое лицо колыхалось, как расплывчатый пудинг.

– Как, это Дебора… – изумленно пробормотала старуха и вдруг, узнав Бенджамина, взвизгнула: – И ты, Мист! Итак, вы все еще вместе!

Плотник хотел остановиться и сказать, что он не видел Дебору Мейнард уже больше полугода; что Мауд мерзкая старая сплетница и хватит ей лезть в чужие дела, что единственное его желание – поскорее оказаться рядом с Дженной, но у него не было времени для объяснений.

– Мы случайно встретились только сегодня вече ром, – коротко бросил Бенджамин и ускакал, оставив Мауд глядеть им вслед.

Ее лицо сморщилось и превратилось из пудинга в орех, на губах заиграла дьявольская усмешка.

Роды были тяжелыми. Вначале молодая мать стонала и вскрикивала, снова и снова призывая к себе мужа, но потом, когда боль сделалась нестерпимой, она вдруг открыла глаза и пробормотала:

– Что бы ни было, больше я не буду кричать. Я переплыву это море в одиночку, если так нужно.

Потому что Дженне казалось, что ее швырнули в океан боли, и только плавая и борясь с волнами, она могла хоть как-то смягчить свои страдания. И вот, чтобы помочь себе, Дженна представила, как она качается на волнах рядом с двумя мальчиками в туниках. Вначале это было трудно, и она то и дело вновь соскальзывала в боль, но потом каким-то образом она научилась сама управлять родовой деятельностью. Теперь Дженна вместе с мальчиками бесстрашно взлетала на самые гребни чудовищно огромных пенистых валов, один вид которых мог испугать кого угодно.

Дикая, первозданная ярость океана становилась все сильнее и необузданнее, но странное маленькое трио отважно боролось со стихией и победило. Море постепенно успокоилось, и Дженне осталось сделать только последнее усилие, чтобы вытолкнуть из себя ребенка, странно притихшего теперь, когда стены его темного мирка начали рушиться, открывая ему дорогу к свету.

Мальчики в туниках исчезли, и Дженна вновь осталась одна. Она лежала на звериных шкурах посреди огромной темной пещеры, снаружи доносился ужасающий рев кровожадных диких чудовищ. До нее донесся голос акушерки.

– Теперь полегче, задержи дыхание, – и стены пещеры растаяли.

Дженна увидела, что лежит в постели в доме своего отца. Она почувствовала, как ребенок выскользнул из ее тела, вскрикнула и глубоко вздохнула. Потом она услышала его крик и через минуту, вытертый и завернутый в пеленку, он уже лежал у нее в руках.

Поцеловав сына в лобик, Дженна спросила:

– Теперь Бенджамину, наконец, можно сюда подняться? Он захочет поскорее увидеть ребенка.

– Бенджамина нет дома, – ответила Агнес. – Он еще не вернулся из Мэгфилда.

– Отец с ним?

– Нет, – неохотно призналась Агнес. – Отец уже дома.