Уснуть и только - Дина Лампитт (1996)

– Я хочу, чтобы вы вернулись назад в жизнь, предшествовавшую той, когда вы были Агнес Мэй, урожденной Кэсслоу. Я хочу, чтобы вы вернулись, ну, скажем, в лето 1335 года… – Лэнгхем выбрал эту дату на основании опытов с Люси Бейкер и Джейкобом. – Вы жили в то время?

– О да, – с готовностью ответил Николас, и хирург отмстил, что лицо его пациента вновь преобразилось и стало трогательным и беззащитным.

– Тогда кто же вы?

– Колин. Колин де Стратфорд. Мой брат – архиепископ Кентерберийский. Он очень добр ко мне и всегда привозит для меня сласти. И он находит людей, чтобы они играли со мной. Раньше это был Веврэ, а теперь у меня есть Маркус. А скоро я должен жениться на Ориэль, которая так меня любит.

– Спасибо, Колин. Сейчас я навсегда распрощаюсь с вами. Николас, я буду считать от одного до двадцати. Когда я закончу, вы проснетесь и будете чувствовать себя свежим и отдохнувшим. Вы не будете помнить ничего из своей жизни, как Агнес Мэй. Вы будете помнить все, как Колин. Вы понимаете?

– Да.

– Хорошо. Тогда я начинаю считать. Раз, два, три, четыре…

Голос хирурга монотонно звучал в сумерках, окутавших Лакхерст-Холл и тех, кто был внутри дома и кто, наконец, узнал правду.

Долгая, долгая это была ночь, ночь, когда Николас Грей после серьезного и откровенного разговора с Джоном Лэнгхемом направился прямиком в маленькую деревушку возле Блэкхита, где, как ему сообщила Генриетта Тревор, он мог найти Джейкоба Чаллиса. Ночь, когда Джон Роджерс и лейтенант Джекилл со своими людьми окружили дом Дидо и Вест-Чиллингтоне. Ночь, когда Генриетта Тревор безутешно плакала в подушку, окончательно убедившись в том, что носит в себе дитя Джейкоба Чаллиса.

Эдвард проснулся рано и, увидев рядом с собой на подушке златокудрую голову Джона Диннаджа, наконец осознал то, что всегда было в его природе. Было огромным облегчением признаться себе самому в том, что он не такой, как другие.

Он сел, увидел разбросанную по полу одежду и, чувствуя себя на вершине блаженства, начал припоминать восхитительные подробности минувшей ночи. Потом Эдвард лениво потянулся, встал и, бросив взгляд на свое нагое тело, натянул пару потертых грубых штанов, после чего спустился вниз.

Везде было неестественно тихо, не слышно было даже пения птиц. Заподозрив неладное, Эдвард при открыл дверь, ведущую в сад, и выглянул наружу. В тот же миг неведомо откуда раздался голос:

– Все в порядке, Джарвис. Сдавайся, ты окружен.

– Господи! – вскричал Эдвард и, захлопнув дверь, метнулся наверх, в спальню.

Дидо, лежа в постели, соблазнительно потягивался, но, увидев выражение лица Эдварда, испуганно спросил.

– Боже мой, что случилось?

Но Эдвард не стал отвечать. Схватив саблю и пистолет, он кубарем скатился по лестнице и бросился бежать прямо на цепочку окруживших дом вооруженных людей, выкрикивая на ходу богохульства и проклятия. Послышались крики и стоны, силой проложив себе путь через оцепление, Эдвард вырвался на открытое пространство и устремился прочь. Раз дался выстрел, и он упал, обливаясь кровью.

– Попал! – победно закричал Роджерс. – Я уложил ублюдка! Держись, Кит Джарвис, теперь твоя очередь!

На рассвете Николас доехал до Блэкхита. Полный тревожного ожидания, он долго стоял перед скромным домиком, где, как он знал, в это время спал Джейкоб Чаллис.

Потом, достав из седельной сумки лютню, Николас уселся прямо на землю и заиграл пришедшую из прошлого мелодию.

Как он и ожидал, через несколько минут заскрипели засовы, и на пороге появился Чаллис в наскоро натянутых рубашке и штанах. При виде Николаса его рука сама дернулась к пистолету.

– Грей! Какого черта вы здесь делаете?! – воскликнул Джейкоб.

Не обращая внимания на нацеленное на него оружие, Николас бросился к Джейкобу.

– Если хочешь, стреляй, Чаллис, – кричал он. – Но сначала пойми одну вещь. Тебе ничто не угрожает. Я уже не могу убить тебя, зная то, что я знаю.