Изгнание - Дина Лампитт (1995)

С этими словами он накинул полы плаща ей на плечи; теперь она чувствовала мягкость его бархатного камзола. Вместо ответа Николь поцеловала его в гладкую щеку, радуясь, что он не носит бороды и усов, как это было сейчас очень модно.

– Ты, должно быть, очень устала, – продолжал говорить он все еще очень тихо, – это был для тебя ужасно длинный и утомительный день, да и последние месяцы нельзя назвать для тебя слишком легкими. Хотя Карадок и сказал мне, что банда «круглоголовых» обходилась с тобой довольно вежливо. Ты ему солгала, или это действительно так?

Николь замерла:

– Почему я должна была солгать?

– Ну, вероятно, ты хотела пощадить мои чувства.

Николь сидела молча, соображая, что он имеет в виду. Она понимала, что разговор принимает довольно опасный поворот, и не знала, как его избежать.

– Что ты все-таки имеешь в виду?

Он едва заметно отодвинулся от нее:

– Если бы они хоть чем-то обидели тебя, мне бы не оставалось ничего другого, кроме как собрать отряд и привести его в Грейз Корт, чтобы отомстить за тебя.

– В этом нет нужды, – сказала она, и он снова прижал ее к себе.

Мысли Николь забегали подобно загнанному зайцу. Что же сказал ему Карадок? Упоминал ли он имя предводителя «круглоголовых»? Если нет, то не собирается ли он сделать это в ближайшем будущем? Может, лучше ей самой упомянуть имя Майкла Морельяна, или он уже знает о нем? Сейчас ей казалось: что бы она ни сказала, это только испортит их отношения, и Николь снова задрожала.

– Все еще холодно, дорогая?

Она уже готова была рассказать ему все, отмести все обвинения и вымолить у него прощение. Но ее прежние инстинкты, с которыми не так-то легко было справиться, пересилили, и она просто сказала:

– Нет, я просто очень устала.

– Мы уже почти дома.

– Я сразу отправлюсь в постель.

Она хотела добавить: «С тобой, мой любимый», но промолчала, снова задумавшись над тем, как много ему может быть уже известно.

Карета въехала через Северные ворота, сонные глаза стражника внимательно вгляделись в полумрак кареты, и он усмехнулся, увидев парочку, так близко прижавшуюся друг к другу. Потом, когда они подъезжали к церкви Святого Илии, Николь закрыла глаза, пытаясь уснуть, давая себе время на размышления и не двигаясь до тех пор, пока карета не остановилась.

Потом она услышала, как Джоселин тихо сказал Карадоку:

– Будь другом, открой дверь. Я собираюсь занести леди Аттвуд в дом.

Николь почувствовала, что ее подняли, как ребенка, на руки и понесли в дом. Было совсем не стыдно, но ужасно романтично, хотя она и понимала всю комичность ситуации. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного: когда тебя осторожно несут по лестнице и бережно кладут на кровать. Было такое, что за ней со смехом гонялись по всему дому, ее, как куклу, бросали на кровать, ее толкали и прыгали сверху. Джоселин превзошел все ожидания. Открыв глаза, она, улыбаясь, посмотрела на него.

– Я разбудил тебя? – спросил Джоселин.

– Да, но каким удивительным образом!

Он наклонился над ней:

– Арабелла, когда я последний раз видел тебя…

– Мы не закончили одно важное дело.

– …И я так часто вспоминал об этом, пока был далеко от тебя.

Николь приподнялась ему навстречу:

– Я тоже.

Лицо Джоселина было от нее так близко, что она увидела, как мышцы в уголках его рта напряглись, сложив губы в усмешку:

– Даже когда была с Майклом Морельяном?

– Значит, Карадок все рассказал?

– Да.

– Вот негодяй!

– Зачем ты говоришь про него так? Мой слуга рассказал обо всем, ничего не подозревая. Ты сама выдала себя этими словами, – Джоселин поднялся, став вдруг совершенно бледным и усталым. – Не надо больше ничего говорить мне, Арабелла. Твое лицо красноречивее всяких слов. Уж он, конечно, не упустил своего шанса, не правда ли, маленькая ничтожная сука? – с этими словами он вышел из комнаты, хлопнув дверью.