Изгнание - Дина Лампитт (1995)

Николь вдруг поняла, что целует девочку в горячий лобик, ласково гладит ее крошечное тельце и приговаривает: «Ну-ну, малышка… сейчас все будет хорошо… мамочка тебя вылечит…»

Эта вспышка нежности больше всего напугала Николь. До этого момента она думала о Миранде только как о дочери Арабеллы, а себя считала, несмотря на то, что испытала послеродовую боль, лишь жертвой гипнотического переселения. И вот теперь впервые она назвала себя «мамой».

– Это только потому, что она болеет, – вслух сказала она, не будучи уже уверена в этом.

Слезы продолжали бежать у нее по щекам, она все еще пыталась разобраться в себе, пока наконец не поняла, что сейчас этим заниматься просто глупо. Она сосредоточилась на спасении ребенка и одним махом преодолела следующий пролет лестницы.

Кухни в Хазли Корт мало изменились с тех пор, как был построен дом, и Николь в который уже раз, войдя туда, поразилась тому, насколько они огромны. Попав туда, можно было сразу же представить себе, как в прошлые времена величественный шеф-повар, окруженный кучей помощников-поварят, колдует над обедом для огромной семьи. Да и теперь не только обстановка кухни осталась прежней. Там и сейчас был главный повар и его помощники, которые выполняли все его указания, готовя каждый день обеды, по крайней мере, на дюжину человек.

В ту ночь Николь с облегчением обнаружила, что главный повар, утомленный духотой кухни и жаром летней ночи, освежился большой кружкой крепкого пива, а убежищем выбрал погреб, из открытой двери которого доносился теперь его мощный храп. Оказалось, что нет необходимости будить его, так как чайник, уже вскипевший, висел над огнем. В тот момент, когда Николь собиралась снять его с крючка, подоспела Эммет, и они вдвоем сняли чайник и вылили его содержимое в кастрюлю. Обернув головку Миранды полотенцем, которое она принесла с собой, актриса наклонила ее личико как можно ближе к поверхности только что кипевшей воды. Потом она вдруг снова заплакала, на этот раз от облегчения, потому что услышала, что дыхание девочки сделалось ровнее, ей явно стало гораздо легче наполнять воздухом свои крошечные легкие.

– Это просто чудо, – сказала стоящая рядом Эммет, – если бы я только знала об этом раньше, – тут она внимательно посмотрела на Николь. – Вы ее действительно любите, правда? Бывали моменты, когда, честно говоря, я не верила в это.

Вопрос был слишком сложен, чтобы актриса могла на него ответить. Вместо этого она молча кивнула, подумав о том, что сейчас с заплаканными глазами и красным носом выглядит так глупо, как никогда в жизни.

– Арабелла, пожалуйста, не надо, – произнесла Эммет, губы которой тоже заметно дрожали, – я не могу на вас спокойно смотреть.

Но Николь не слушала ее. Все ее внимание было приковано к слабым вздохам, доносившимся из-под полотенца.

– Ей лучше, – сказала она.

– Да.

– Нужно увлажнять комнату постоянно. Надо повесить там мокрые простыни и расставить горшки с кипятком. Я уверена, что это ей поможет, – с этими словами она сняла с Миранды полотенце и внимательно посмотрела на ее личико. – Эммет, я хочу отнести ее наверх и покормить. Теперь, думаю, самое время это сделать. Ты сможешь сделать все, что я сказала?

– Конечно смогу, мэм.

– Тогда поторопись. Нельзя снова доводить ее до такого критического состояния.

– Никогда бы не подумала, что вы способны на то, что сейчас сделали, госпожа. Честное слово.

– Говоря по правде, я и сама никогда бы не подумала, – слегка улыбаясь, ответила Николь.

Позже, когда горшок с кипятком был поставлен на столик возле огромной кровати, на которой она укачивала Миранду, актриса задумалась над тем, что же все-таки с ней произошло.

– Это ты во всем виновата, – проговорила она, обращаясь к девочке, – ты все-таки нашла способ, как пролезть ко мне в душу, а, маленькая бестия? Боже, когда я вспоминаю, что я всегда раньше говорила… и что стало со мной теперь? Луис никогда этому не поверит!