Мой милый враг - Конни Брокуэй (1998)

Дверь распахнулась на пороге стояла Лили, держа в перепачканных кровью руках крохотный сверток. В комнате за ее спиной в постели лежала Тереза. Глаза ее были закрыты, грудь еле заметно поднималась и опускалась. У него закружилась голова

— Вот сказала Лили. — Прижмите малышку к себе покрепче, ее нужно держать в тепле.

Ее. Эйвери уставился на сверток, который протягивала ему Лили, однако ничего не мог рассмотреть. Во всяком случае, ничего такого что бы напоминало бы «ее», хотя бы приблизительно.

— Я еще не приготовила для нее жаровню.

— Что? — спросил он. — Уж не собираетесь ли вы ее поджарить?

Она рассмеялась — о, что за дивный, дивный звук!

— Heт я хочу приготовить для них колыбельку перед самой жаровней, чтобы им было сухо и тепло. Обычно мы используй для этой цели духовку в плите, где выпекается хлеб, но она уже давно остыла.

— Для них?

— Да. — Лили просияла. — У Терезы двойня.

Тереза зашевелилась в постели. Лили бросила беглый взгляд через плечо.

— Вот. Возьмите ее и держите поближе к себе.

Онемев от изумления, не в силах произнести ни слова, он крохотное создание, которое Лили положила ему на руки. Она ободряюще улыбнулась: все оказалось просто, не правда ли? Второй малыш, похоже, немного тянет с появлением на свет, — призналась она, нагнувшись к нему но все будет отлично, вот увидите. Зачем ей понадобилось его успокаивать? Ведь это же был всего-навсего ребенок! Уж ребенка-то он мог удержать на руках!

— Вы готовы мне помочь или будете стоять там, болтая с там… А-а-а вдруг резко вытянулась, ухватилась за железные поручни по обе стороны от нее и, запрокинув голову, снова зашлась криком.

— Тереза говорила мне, что она ирландка. — И с этой загадочной, как будто бы не относящейся к делу фразой Лили закрыла дверь.

Эйвери смотрел на темно-лиловое личико малышки, сморщенное, словно прохудившийся чулок. Одной ладонью он мог без труда обхватить ее голову и почти всю верхнюю часть туловища. Ему доводилось видеть новорожденных щенят почти такой же величины.

Он осторожно откинул край простынки с ее личика. Малышка начала извиваться, и вскоре из-под неплотно прилегавших пеленок показался крохотный кулачок. Эйвери завороженно разглядывал маленькую ручку, уже сейчас поражающую совершенством форм: едва намечавшиеся ногтевые пластинки на конце каждого пальчика, сморщенную ладошку, хрупкое запястье.

Он наклонился к ней поближе. Ресницы у нее были не больше, чем усики у бабочки, — скорее, лишь слабый намек на них, оттенявший темные круглые щечки. Он закрыл глаза, вбирая в себя такой теплый, такой земной запах абсолютной новизны, и затем дотронулся до щеки, такой нежной и мягкой.

Уникальность и неповторимость этого крохотного существа, которое он держал в своих руках, переполняли его душу благоговейным трепетом, пробуждали в нем изначальную потребность стать для нее опорой и защитой. Насколько сильнее была бы эта потребность, если бы он держал в руках свое собственное дитя?

Дверь снова распахнулась. На пороге с торжествующей улыбкой на губах стояла Лили, держа в руках еще один сверток с новорожденным.

Он опустил глаза на свою подопечную.

— Если бы она была моей, — задумчиво сказал Эйвери, — я бы сделал все от меня зависящее, чтобы защитить и уберечь ее от бед. Никто бы не посмел забрать ее у меня. Никогда. Могу в том поклясться.

Улыбка исчезла с лица Лили, она нахмурилась и исподлобья бросила на него непримиримый взгляд. Их короткое перемирие подошло к концу, враждебность и страстная тоска, которые лежали в основе их отношений, снова всплыли на поверхность.

— И я тоже, — ответила она.

Глава 20

Наутро гроза стихла. Свежий ветер разогнал остатки облаков, оставляя за собой ясное, чистое небо.