Мой милый враг - Конни Брокуэй (1998)

— Так мне сказал стекольщик, — ответила Лили, сидевшая в глубоком мягком кресле напротив Франциски.

Пламя свечей, горевших на круглом столике, колыхалось от сквозняка, и по стенам гостиной плясали огромные тени. Гроза, собиравшаяся весь день, наконец разразилась, и в доме стало темно от тяжелых дождевых туч, закрывавших солнце. Полумрак вынудил Эвелин, Полли, Бернарда и Эйвери сразу после обеда разойтись по своим апартаментам.

Лили не хотелось возвращаться к себе в комнату и снова предаваться воспоминаниям, и она провела весь вечер в гостиной вместе с Франциской, которая молча, неспешно, методично разделывалась с вином, оставшимся от обеда. Как раз сейчас пришла очередь графина с портвейном.

— Неудивительно, что Горацио не приказал вынуть стекло и продать его, как ненужный хлам, — заметила Франциска с усмешкой.

— Слава Богу, что оно не стоило дороже! — отозвалась Лили. — У меня найдется сто фунтов, но не тысяча.

Ставни громко хлопали под порывами налетевшей бури. Франциска подняла голову, прислушиваясь к завыванию ветра в камине, потом взяла графин с круглого столика, стоящего рядом с диваном.

— Сколько у тебя осталось времени, прежде чем эти стервятники из банка слетятся сюда, чтобы подсчитать твои капиталы?

— Шесть недель.

— Ты думаешь, тебе это удастся? — спросила Франциска, налив себе полную рюмку портвейна.

— Да, если не произойдет еще чего-нибудь непредвиденного. Два несчастных случая за такой короткий срок — поневоле усомнишься в милости небес!

— Так ли это? — Франциска залпом выпила вино. — Я уже задавалась вопросом, действительно ли оба этих события случайны. Что, если кто-то намеренно уронил вазу и разбил стекло?

Лили покачала головой. Гроза, полумрак и обильная доза портвейна подействовали на ее собеседницу определенным образом — она нафантазировала себе невесть что. Она уже замечала, что Франциске нередко изменял здравый смысл и она отдавалась на волю безудержных фантазий, главным образом тогда, когда выпивала лишнего и пребывала в сентиментальном расположении духа.

— Что, если кто-то намеренно сбросил с постамента вазу, а потом тайком пробрался на чердак и ослабил крепления стекол витража, так, чтобы любой сильный удар — скажем, гром или даже просто хлопнувшая дверь — вызвал сотрясение рамы и падение стекол? — размышляла вслух Франциска.

— Зачем кому-то понадобилось это делать? — вполне резонно возразила Лили. — Кто вообще мог решиться на такое?

— А как ты думаешь — кто? — переспросила Франциска.

— Эйвери Торн? — осведомилась Лили недоверчиво и рассмеялась.

Франциска поморщилась.

— Я ни разу не назвала его имени. — Она поудобнее устроилась в кресле, медленно потягивая портвейн из рюмки, которую не выпускала из рук, лицо ее приняло заговорщицкое выражение. — Но Эйвери Торн — напоминаю, если ты об этом забыла, — кровно заинтересован в том, чтобы твои расходы намного превысили твою платежеспособность. Пожалуй, тебе стоит пойти и поговорить с ним.

Лили попыталась сдержать новый приступ смеха — в конце концов, Франциска думала о ее же благе, — однако ей это не удалось, и она от души расхохоталась.

— Извини меня, Франциска, но сама мысль о том, что Эйвери Торн может пробраться куда-то тайком, кажется мне нелепой. Да он не способен даже просто ходить по коридору так, чтобы половицы не тряслись у него под ногами, и вообще действовать украдкой совершенно не в его духе.

Она подняла руку, чтобы остановить протест, уже готовый сорваться с губ Франциски.

— Я не отрицаю того, что у Эйвери Торна есть веские основания прибегнуть к вандализму, чтобы заполучить Милл-Хаус, но если бы он действительно решил разбить в доме окно, он бы просто схватил ближайший тяжелый предмет и запустил его в стекло. И горе тому, кто посмел бы его в этом упрекнуть.

— Гм… Мне все же кажется, что тебе стоит с ним повидаться. И безотлагательно.