Анжелика в Новом Свете - Анна Голон, Серж Голон

Потому что в такие минуты перед ним была другая женщина, «незнакомка», постигшая науку жизни без него, и теперь она выставляла напоказ свое умение, а он почти негодовал на нее за то, что она такая сильная, что ее ни в чем нельзя упрекнуть и что она столько всего познала вдали от него.

Ему вспомнилась фраза, что она бросила ему как-то на «Голдсборо»: «И как это у вас появилось желание отыскать меня? Ведь я злая, глупая, никчемная, я ничему не научилась в жизни…»

Да, действительно, он тогда не сумел оценить по достоинству эту новую Анжелику, не понял, на что способна она, если ее предоставить самой себе. Он думал о том, как мало еще знает он женщин. Вот хотя бы Анжелику. И в сердце его боролись восхищение и ревность.

Анжелика прекрасно разгадала его слабость. Чуткая душой, она понимала причину ее, и ей почти доставляло удовольствие сознавать, что он, такой мужественный, такой необыкновенный человек, тоже уязвим. Эта мысль словно успокаивала ее. И тогда она мимоходом бросала ему взгляд, в котором одновременно сквозили мягкая насмешка, нежность и еще что-то непостижимое, от чего ему делалось не по себе.

— Не тревожьтесь, — говорила она, с улыбкой тряхнув головой. — Я люблю работу, и потом… я познала рабство, а это похуже, чем собирать хворост ради любви к вам…

А он чувствовал при этих словах почти физическую боль, словно острое лезвие клинка вонзалось в его сердце. Как случилось, что она продолжает быть единственной женщиной, способной заставить его страдать, его, настолько пресыщенного вниманием слабого пола, и при этом всего лишь оставаясь самой собою?..

По правде сказать, он ни в чем не мог упрекнуть ее. В ее поведении не было ни ложной покорности, ни вызова. Но всему, что она умела, она научилась вдали от него. И он мучился от отчаянного желания взять реванш. Ради нее он решил тверже, чем когда-либо, что они восторжествуют в борьбе против злого рока, и такова была его жажда властвовать над судьбой, что он передавал ее своим людям, убежденный, что никакая сила не может одержать над ним верх.

В Вапассу трудились, как в муравейнике.

Жоффрей де Пейрак сам занимался всем — руководил плотниками и каменщиками, давал советы дубильщикам кожи и столярам, и нередко можно было видеть, как он берет в руки длинный топор лесоруба и валит дерево несколькими точными и сильными ударами, словно он решил один на один встретить мятежную природу и в единоборстве победить ее.

И вот, хотя об этом и не было речи, работа все время продолжала связывать их, ибо благодаря ей они познавали друг друга, благодаря ей они забывали о себе, благодаря ей они подготавливали себя друг для друга. Де Пейрак догадывался о смятении Анжелики. Он заметил, что от чрезмерной усталости ее временами одолевают сомнения и тогда все видится ей в мрачном свете.

В такие минуты призрак Каина, застигнутого бурей, снова неотступно преследовал ее.

«А если и впрямь Бог против нас? — нередко думала она. — Если мы и вправду прокляты? Приговорены заранее, куда бы ни пошли, я или он?.. К чему же тогда бороться?..» И еще ей вспоминался исполненный ненависти взгляд какого-то странного существа, притаившегося в кустах на берегу озера в тот день, когда она купалась там, застывший взгляд, который буквально пронзил ее и отравленной стрелой проник в сердце. Это воспоминание часто преследовало ее. И случалось, что, возвращаясь из леса, она останавливалась на опушке, чтобы перевести дух и оглядеться.