Анжелика в Новом Свете - Анна Голон, Серж Голон

— Вообще-то, конечно нет… Но с ее точки зрения, заслужили… Я никогда не прощу себе, что позволил сделать себя вестовщиком сплетен, глубоко ранивших эту очаровательную женщину, от которой мы видели только добро. Она права, Шамбор! Мы проявили себя самыми последними мерзавцами! И виноваты во всем иезуиты. Они заморочили нам головы своими глупостями! Какие же мы мужчины после этого!

— Честное слово, я считал вас более преданным господам из общины иезуитов, — с изумлением сказал Ломени. — Почти одним из них!.. Ведь вы и ваша жена являете собой пример, который…

— Иезуиты лишили меня жены, — сказал барон. — Я не оценил того, что она принадлежала мне, и они воспользовались этим, чтобы совсем отнять ее у меня. Иными словами, я уже больше не мужчина. Они сделали из меня евнуха, но евнуха при церкви… Для них это высшая степень совершенства, ибо брак в их глазах, даже христианский брак, — грех. И только теперь госпожа де Пейрак, или, как ее прозвали, Дама с Серебряного озера, заставила меня осмыслить это. Она так красива, так женственна… Меня пленяет ее пылкость, то тепло, что она излучает… Женщина, которую муж может обнять…

Он закашлялся, потому что говорил слишком громко и ледяной воздух обжег ему легкие.

— Поймите меня, ведь вы мой друг, там, в Квебеке, когда я брошу этот камень в их лягушечье болото, меня никто не поймет. Дама с Серебряного озера принадлежит только Пейраку. Она создана для любви… Да, для любви. Она создана для его объятий. И это прекрасно! Это замечательно! Вот что я хочу сказать.

— Друг мой, вы бредите, я не узнаю вас, вы сам не свой.

— Вероятно… А может, наоборот, я как раз на пути к тому, чтобы снова стать самим собой. Ибо наше «я» — пылкое, радостное, чуточку фривольное, а мы, верящие в Бога и в жизнь, мы оставили его далеко позади себя, где-то на повороте юности, под грудой запретов, принуждений и требований, несовместимых с истиной. А вот де Пейрак всегда оставался самим собою. Он неколебим, словно скала, среди гнусностей жизни. Я завидую де Пейраку, и не только потому, что он муж этой женщины. Я завидую ему, ибо он всеща оставался самим собою, — упрямо повторил д'Арребу, — всегда, всю жизнь, даже перед лицом смерти… Да, юность — самый опасный период жизни. В юности иногда сникают под чужим влиянием, с которым невозможно бороться, потому что кажется, будто это влияние — результат нашей собственной воли… Вы все еще подозреваете госпожу де Пейрак в том, что она демон? — спросил он, ожесточенно тыча указательным пальцем в графа де Ломени, стучавшего зубами от холода.

— Нет, я и раньше никогда ее не подозревал. Вспомните, как в Квебеке я протестовал против этих россказней и все меня упрекали, обвиняли в том, что я околдован ею. И вы первый!

— Да, верно, так оно и было, простите меня! Теперь я все понимаю. О Боже! Я совсем окоченел. Вернемся скорее и принесем наши извинения этой очаровательной женщине, ведь мы так жестоко оскорбили ее.

Глава 14

— Испугались, что я больше не стану вас кормить?.. — спросила Анжелика, увидев, что они с видом кающихся грешников стоят за ее спиной.

— «Отброшенные во мрак, оглушенные рыданиями и зубовным скрежетом…» — продекламировал граф де Ломени и с жалкой улыбкой добавил от себя:

— …где от мороза трескаются камни…