Анжелика в Новом Свете - Анна Голон, Серж Голон

Когда Анжелику куда-то позвали, Онорина осталась сидеть около больного, и, подражая матери, она держала его большую черную ручищу в своих крохотных ручках.

В эту зиму Анжелика заметила, что ее девочка тянется к людям, к которым труднее всего подступиться. Всем остальным она предпочитала Жака Виньо и Кловиса. Она так льнула к ним, была с ними так мила, что они в конце концов сдались.

— И почему это я тебе так нравлюсь? — как-то спросил плотник девочку.

— Потому что ты очень громко кричишь и говоришь очень гадкие слова!..

После болезни Онорина вытянулась, побледнела и выглядела очень болезненной. Волосы у нее отрастали медленно, и Анжелика с ужасом думала иногда, а вдруг они и вовсе больше не вырастут. Она беспрестанно бросала на девочку тревожные взгляды. Она заметила, что малютка часто поджимает губки, морщась от боли, которую доставляли ей распухшие десны, и ее бросало в дрожь при мысли, что и на них грядет эта ужасная зимняя болезнь: цинга, «сухопутная болезнь».

Так же как и граф де Пейрак, она знала, что от этой болезни могут спасти только свежие овощи и фрукты, но снег еще покрывал всю землю.

Глава 16

Пейрак знал о глубокой усталости жены, видел приметы этой усталости. Она стала сдержаннее, молчаливее, занималась только самыми неотложными делами, только тем, что нужно было, чтобы пережить день, поддержать собственное здоровье и здоровье других, тех, заботу о ком она взяла на себя. Он видел, что беспокойство за сына и дочь, за больных и просто ослабевших от болезней и недоедания, которые вот-вот могли свалиться, о нем самом, наконец, поглощало все ее мысли и забирало последние силы.

Когда вечером он ложился рядом с нею, ее беспомощность пробуждала в нем желание, и он знал, что она проявила бы покорность, если бы он домогался ее, но она была такая рассеянная, словно отсутствующая, что уже не владела собой. И еще он знал, что рассеянность эта естественна, свойственна женщинам, которых беспокоит любое нарушение гармонии и любая угроза удерживает в состоянии бдения. Поэтому, даже когда она спала, спала тяжелым сном изнеможенного человека, он догадывался, что она начеку.

Она улавливала все, что происходило вокруг нее: как свистела буря, как крепчал мороз. Едва она просыпалась, ее обступали заботы: провизия тает на глазах, Онорина с каждым днем становится все бледнее. Кантор вот уже три дня кашляет, госпожа Жонас худеет и грустнеет, охотники не возвращаются, словно они растворились, исчезли в пушистом и ледяном царстве заснеженного леса, а весна задержалась где-то в пути.

В ней чувствовалась какая-то отрешенность от всего, безучастность, но рядом с этой безучастностью жило и пристальное внимание ко всему. Пристальное внимание ко всему, что надо было защищать. Безучастность ко всему, что не служило их единственной цели — выжить. И он по размышлении восхитился инстинктивным смирением женского существа перед этим естественным и земным законом. В этой женщине, что отдыхала рядом с ним, бледная и усталая, одновременно рассеянная и обеспокоенная, апатичная и настороженная, он угадывал истинное недомогание земли, всей природы, которая истощила свои последние силы, чтобы пережить конец зимы, но которая и накапливала их, чтобы выдержать бурный натиск приближающейся весны. То была смерть перед возрождением. Умирали деревья, умирали животные, уставшие от изнурительной борьбы, умирали люди, у которых уже не оставалось ни горсточки маиса, умирали, всего нескольких дней не дожив до спасения. И хотя в лесах необузданные почки уже прокалывали застывшие ветки, все живое было при последнем издыхании…