Экстаз - Николь Джордан

Чувствуя, что недалеко до высшей точки наслаждения, когда он будет уже не в силах контролировать себя, он приподнял Рейвен со стола, стараясь при этом не покидать ее тела, и понес в свою спальню. Однако понял, что поздно — он не донесет ее, и тогда прижал ее к двери и последним сильным движением вызвал кульминацию, одновременную у обоих. Блаженное до боли ощущение отозвалось в них дрожью и согласным стоном.

Какое-то еще время они, тяжело душа, тесно приникали друг к другу, но постепенно их дыхание выровнялось, мышцы ослабли. Откинув назад голову, он вгляделся в ее раскрасневшееся лицо, вспухшие губы, затуманенные глаза.

— Я не сделал тебе больно? — спросил он.

— Нет, — ответила она.

Его душу наполнила благодарная нежность и жалость. «В следующий раз я буду осторожным», — поклялся он себе.

Только будет ли этот следующий раз? «Должен быть, — решил он, — потому что я устал желать ее и бороться с этим желанием. Она моя жена, в конце концов, и должна быть моей. Если это называется „любовь“, пускай так и называется, если нет — для меня не важно. И в том, и в другом случае у меня, надеюсь, хватит силы воли не уйти в это чувство настолько, чтобы потерять себя. Этого никогда не будет…»

Сбивчивые мысли промелькнули и исчезли, а он и Рейвен no-прежнему находились возле двери в спальню, обнаженные, но в удобной позе. Он поднял Рейвен, ухитрился открыть дверь в соседнюю комнату, внес туда и уложил на постель.

Стесняясь своей наготы — вся ее одежда сбилась возле поясницы, — Рейвен проговорила, отворачивая лицо:

— Мое платье… оно совсем испорчено.

— Я куплю новое, — ответил он, снимая с нее остатки одежды.

— Келл… Что ты делаешь?

— Разве не видишь? Помогаю тебе раздеться. Я не удовлетворен полностью тем, что сейчас было.

— Но я не собираюсь оставаться здесь.

— Почему же?

Опять у него был требовательный, недовольный тон.

— Потому что… потому что это может повлечь ненужные осложнения.

Его темные глаза зловеще блеснули.

— Ты хочешь сказать, — не сразу произнес он, — что постоянная физическая близость может перерасти в близость душевную? А этого никому из нас не нужно. Так?

Наконец он точно определил то, чего она хочет избежать. Чего боится пуще всего.

— Да, — сказала она.

Он продолжал снимать с нее измятое платье, скомканные юбки. Потом подошел к камину, помешал угли, после чего вернулся к постели и улегся рядом. Некоторое время он лежал молча, закинув руки за голову, потом заговорил.

— Значит, если я правильно понимаю твои опасения, тебя страшит мысль о том, что ты полюбишь мужчину настоящего, не иллюзорного? Хотя решила никогда не делать этого?

— Да, — ответила она, натягивая одеяло на грудь.

Келл повернулся на бок и подложил руку под голову.

— Насколько я могу судить, — произнес он, — интимная близость и любовь — это разные вещи. Страсть, вожделение совсем не обязательно ведут к любви. Если было бы так, большинство мужчин влюблялись бы в своих содержанок… Фавориток, — поправился он.

Она ничего не отвечала, и он продолжал уже не таким уверенным тоном:

— Я не вижу причин, Рейвен, по которым мы не можем находиться в постоянных интимных отношениях. Быть любовниками. Подобно тебе, я не хочу ничего другого… Более глубокого. Чего же ты опасаешься? Чего боишься?

Она продолжала хранить молчание и лежала неподвижно, чувствуя, что уже вернулась из блаженств рая на грешную землю.

Да, она боится, и не собирается отрицать этого. Страсть опасна по самой своей природе. Ее несчастная мать узнала это в полной мере. Страсть может ранить, как оружие, жалить, как змея… Но возможно, Келл отчасти прав: истинная опасность и угроза не в интимной близости, а в родстве духовном. Когда оно наступает. И вероятно, можно наслаждаться телом, оберегая от попадания в ловушку свое сердце и свою душу. Которых не уберегла ее мать.