Экстаз - Николь Джордан

— А знаешь ли ты, что страсть может существовать и без любви?

— Возможно. Но мне бы не хотелось, чтобы со мной происходило такое.

Келл усмехнулся.

— Что ж, меня, как твоего мужа, вполне устраивает подобное заявление. Мне не хотелось бы носить рога.

— Можете не беспокоиться на этот счет.

— Однако хочу надеяться, что эти ограничения не относятся ко мне? — В его голосе звучало подлинное беспокойство.

— Нет, — ответила она. — По-моему, мы уже говорили об этом, когда обсуждали условия нашего брака.

Ее слова задели Келла довольно странным образом: он почувствовал обиду за Рейвен; ему стала неприятна ее покорность, ее полная готовность терпеть неверность другого. Грех прелюбодеяния. Про себя он такого сказать не может. Он бы не стерпел, узнав, что у нее другой мужчина…

Келл нахмурился, глядя в потолок.

Как же он все-таки относится к Рейвен? Может он, черт возьми, разобраться в этом и честно признаться самому себе?..

Пожалуй, самое верное определение его чувств по отношению к ней такое: чистой воды первобытный инстинкт. Шестое чувство древнего мужчины. Желание стать первым в обладании ее телом и не отдавать никому свою добычу. Да, примитивная тяга здорового самца к самке. Упоение победой над ней, подчинением ее себе. И еще древний закон о воспроизведении себе подобных… Но об этом сейчас не надо… Так что все ясно: у него простое и естественное влечение к той вещи, обладателем которой стал. Особенно если эта «вещь» — красивая женщина…

Келл усмехнулся над самим собой и прервал размышления, оставшись недовольным их итогом. Вновь повернувшись к Рейвен, он с явной неохотой произнес:

— Если ты еще не заснула, нужно поговорить вот о чем: у меня, как ты знаешь, есть дом в Лондоне. Можешь находиться там, если хочешь, но, полагаю, через какое-то время ты приобретешь свой собственный.

Она спокойно спросила:

— Вы не будете возражать, если я поживу в одном доме с вами?

— Так или иначе, — ответил он, — это следует сделать, если мы хотим, чтобы нас считали настоящими супругами. Впоследствии каждый из нас определит свой путь… Завтра мы с вами отправимся в лондонский дом.

— Спасибо, — сказала она.

— Постарайтесь уснуть, — посоветовал он более мягким тоном.

Она послушно повернулась к нему спиной, ее шелковистые волосы разметались по подушке.

Прошло немало времени, прежде чем он услышал ее ровное дыхание — она спала.

Он не мог уснуть еще довольно долго, несмотря на усталость — снова думая о Рейвен, об их отношениях…

Итак, нельзя не признать: то, что следовало бы считать просто половым актом, совокуплением, соитием двух существ, превратилось во что-то более значительное. Во что-то, зацепившее его за живое, оставившее глубокий след… Какой? Он еще не понял. Не разобрал. Одно он уже знает: ему хочется вновь и вновь видеть ее, прикасаться к ней, погружаться в ее тело…

Да, он осуществил свое желание. Насытил его. Полон впечатлений от происшедшего недавно здесь, на этом ложе. Не может забыть ее глаза, волосы, движения ее тела, теплоту, мягкость и волнующую тесноту того заветного места, куда он проник первым и единственным (если не считать всяких флибустьеров из ее сновидений)…

Но острое чувство голода по ней, неизбывная жажда снова и снова повторить засели в нем как наваждение… Искушение… И некуда от него деваться…

— Проклятие! — пробормотал он сквозь зубы. Выпростав руку из-под головы, он осторожно коснулся ее волос, упавших на плечи, пропустил их шелковистые пряди сквозь пальцы.

Ох, Рейвен Кендрик… нет, уже не Кендрик, а миссис Лассетер, его законная жена. И в сущности, полная загадка для него. Определенно в ней есть что-то колдовское. Маленькая колдунья, за неистовой чувственностью которой скрывается ясный рассудок и недюжинный ум. Этот рассудок и заставляет ее в глубине души бояться того мужчины, который в состоянии пробудить в ней подлинную страсть.