Леди удача - Патриция Гэфни

Она знала, что человек, сидевший рядом, все равно расслышал ее слова: он придвинулся слишком близко. Не сводя глаз с игральных костей в маленькой корзинке, которую банкомет переворачивал при каждой новой ставке, она машинально открывала и закрывала замочек своего ридикюля. Ей не надо было оглядываться: краем глаза она видела, что незнакомец наклонился вперед, сцепив руки на колене – аристократические руки с длинными пальцами, сжимавшими бокал, полный вина. Она всей кожей чувствовала, что он не сводит с нее глаз.

Он заговорил, и Кассандра едва не подпрыгнула на месте, запоздало сообразив, что он отвечает на вопрос Фредди.

– Говорят, «Шамбертен» вполне приличный. По шесть шиллингов за бутылку, странно было бы ожидать чего-то другого.

– Тебе нравится, Касси? Что? Ах да, вино.

– Да-да, вполне.

Фредди отвернулся, чтобы отдать заказ официанту, а Кассандра тем временем попыталась сосредоточиться на игре, вернее, сделала вид, потому что молодой человек в камзоле цвета ржавчины шептал ей на ухо что-то явно непристойное. От него так и разило лавандой, ей приходилось прилагать усилия, чтобы не сморщить нос. Но ничего из того, что он ей говорил, она не слышала, потому что тот, другой, который сел слева от нее, опять заговорил с Фредди.

Он говорил о чем-то обыденном, совершенно заурядном… Почему же в груди у нее возник этот странный трепет? Она казалась сама себе арфой или лютней, словом, каким-то струнным инструментом, на котором его голос мог играть по своей воле. Когда официант поставил бокал рядом с ее локтем, Кассандра отпила сразу половину. Наконец, переведя дух, она повернулась и посмотрела на него.

Ее хмурость и его улыбка испарились в один момент. Все повторилось: молчаливый, с затаенным дыханием обмен взглядами. Ощущение стало даже еще острее, чем в первый раз. Ведь теперь они были совсем рядом. Так близко, что она могла протянуть руку и коснуться его лица или разгладить морщинку между прямыми собольими бровями. Или провести пальцами, как гребешком, по удивительным, черным с проседью, волосам…

– Как ты думаешь, это увлечение античностью или просто христианское человеколюбие заставляет ее так щедро демонстрировать свою кожу?

Кассандра могла бы не обратить внимания на слова, произнесенные каким-то хлыщом у нее за спиной, если бы не смотрела в глаза незнакомца. Бешенство, полыхнувшее в их темно-синей глубине, испугало ее. Но оно исчезло так быстро, что она даже подумала, будто ей померещилось. Зато до нее дошел смысл оскорбительного вопроса, и она почувствовала, как краснеет от непереносимого смущения. В один краткий миг, наполнивший душу чувством острого унижения, она поняла, какой эффект производит здесь ее неуместный наряд.

Больше всего на свете ей хотелось вскочить и бежать без оглядки, но она подавила несвоевременный порыв. Вместо этого она опять повернулась к игорному столу, стараясь держаться как ни в чем не бывало. Рука, в которой она сжимала бокал, слегка дрожала, пришлось сделать еще один подкрепляющий нервы глоток. Вытащив из ридикюля фунтовую ассигнацию, Кассандра дождалась следующего объявления ставок и сказала банкомету:

– Чет.

– Три. Пять. Пять.

Проводив исчезающую ассигнацию взглядом, она положила на ее место другую.

– Пять.

– Один. Три. И четыре.

Вторую банкноту постигла та же участь. Кассандра отхлебнула еще глоток вина, нащупывая в ридикюле последний фунт.

– Предлагаю частное пари.

Ей казалось, что она замкнула слух для всех звуков, за исключением стука игральных костей, но низкий волнующий голос мужчины безо всякого усилия преодолел все заграждения. Она выпрямилась, глядя прямо перед собой и ожидая, что последует дальше.

– Поставьте вот это на следующий кон. Если выиграете – деньги ваши. Если проиграете – вам придется изобрести способ ускользнуть от добродушного олуха, с которым вы сюда пришли, и выйти со мной в сад.