Леди удача - Патриция Гэфни

Она подняла на него взгляд, ее лицо стало серьезным.

– У вас усталый вид. Я это еще раньше заметила. Ваши мысли витали где-то далеко.

– Нет, у меня все в порядке.

Клодия подошла к нему, подняла руку и коснулась его щеки. Неожиданная ласка удивила его. Риордан был не из тех, кто упускает подвернувшуюся возможность, поэтому он схватил ее руку и поцеловал, а потом крепко сжал и не отпускал все время, пока говорил.

– Я хотел бы предупредить вас заранее, пока кто-нибудь из записных доброхотов не поделился с вами сплетнями. Некоторое время я буду связан… с одной женщиной. У нее довольно скандальная репутация. Мне очень жаль.

– О, бедный Филипп! Неужели опять? Как это должно быть утомительно для вас.

Она сочувственно улыбнулась. Ни капли ревности! Это его раздосадовало.

– Ничего страшного. Просто я предвижу, что на сей раз мой предполагаемый роман будет несколько более громким, чем обычно.

С невольным чувством стыда Риордан понял, что пытается заставить ее ревновать.

– Полагаю, она очень хороша собой? – спросила Клодия.

– Страшна, как дикобраз, – усмехнулся он.

– То же самое вы говорили об оперной певице, которую мистер Куинн подозревал в шпионстве.

– Но она и вправду была уродиной!

– Филипп, я же ее видела.

– О! – Он опять поцеловал ее руку. – Вам в самом деле все равно! В вашем каменном сердце просто нет места ревности.

Клодия задумчиво прищурилась.

– Нет, – согласилась она после минутного размышления. – Пожалуй, для ревности там места нет. Но ведь это не имело бы никакого смысла, верно? Если бы вы всерьез увлеклись другой женщиной, тут уж ничем нельзя было бы помочь. А начинать волноваться, пока этого не случилось, по-моему, просто неразумие.

– Ваша логика безупречна, как всегда, моя дорогая. Именно поэтому она так меня и бесит.

– Вот глупый! – Она отняла у него руку. – Уже поздно, Филипп. Позвольте мне вернуть вам вашу книгу. Вам пора уходить.

Риордан вздохнул, признавая свое поражение. Клодия подошла к столу, на котором стояла ее рабочая корзинка, и принялась рыться в ней, пока не нашла тоненький томик, переплетенный в красный сафьян. Риордан с улыбкой узнал переплет: это был его английский экземпляр «Общественного договора».

– Что вы об этом думаете? – спросил он.

Вопрос был совершенно излишним: Клодия всегда, не дожидаясь, пока ее спросят, говорила, что она думает о каждой прочитанной книге.

– Очень волнующее чтение, но скорее для души, чем для ума.

– В ваших устах это звучит как смертный приговор.

– Тон задает первая фраза, – продолжала она, не обратив внимания на его реплику. – «Человек рождается свободным, и повсюду он в цепях». Мне всегда претила такая склонность к громким эффектам. И я никак не могу согласиться с его основной посылкой: он утверждает, что человек в своем естественном состоянии кроток и даже робок. Я скорее склонна поверить Гоббсу [18], когда он говорит, что люди по природе своей эгоистичны и аморальны. Отсюда следует абсурдность самой идеи общественного договора. Революция во Франции красноречиво свидетельствует о том, что толпа не может управлять собой.

Она продолжала говорить, пока Риордан внимательно слушал, кивая, когда был с ней согласен, и хмурясь, когда ее слова вызывали у него возражения. Однако в конце концов он потерял нить разговора и сосредоточился на том, как движутся ее губы при каждом слове. У нее был красивый ротик. Бывали случаи, когда Клодия позволила ему себя поцеловать, но он знал, что злоупотреблять удачей не следует. Она никогда не отталкивала его – просто замирала в ледяном оцепенении. С таким же успехом можно было обнимать снежную статую.