Одинокий волк - Патриция Гэфни

– Позвольте мне объяснить. Разумеется, он владеет речью. Мне следовало выразиться иначе: он слишком прямолинеен. Если он займет свидетельское кресло, прокурор вытащит из него признание за две минуты. Нет, поправка: за полминуты. «Мистер Макнейл, признаете ли вы, что такого-то числа в такое-то время вы совершили преднамеренное и незаконное проникновение в несколько отдельных огороженных строений на территории зоопарка в Линкольн-парке, украли ключи от клеток с оленями, волками, лисами…» – и так далее и так далее, остальных подробностей я не помню, – «…и выпустили на свободу всех вышеупомянутых животных?» – «Да, сэр, я это сделал». – «Признаете ли вы, что произвели нападение на служителя зоопарка во время совершения всех этих незаконных действий, бросившись на него и повалив его на землю, вступив в рукопашную драку с ним и оказывая сопротивление, пока вас не усмирили силой?» – «Да, сэр, я это сделал».

– Да, но Майкл не стал бы…

– «А чем вы можете оправдать свои поступки? Объясните нам, зачем вы совершили все эти незаконные действия?» – «Потому что это был мой долг». – «Благодарю вас, мистер Макнейл, больше вопросов нет».

Сидни закрыла глаза, откинувшись на спинку стула.

– К добру или к худу, – смягчившись, продолжал мистер Осгуд, – Майкл не знает даже, как скрыть или приукрасить правду, миссис Дарроу, не говоря уж о том, чтобы солгать. А если его натаскать перед дачей показаний, будет только хуже, потому что все увидят, что он говорит с чужих слов. Он совершил эти деяния, но тем не менее заявил, что он невиновен. Он не настолько искушен, чтобы уловить разницу между виновностью de facto [16] и невиновностью de jure [17]. Данное качество само по себе может вызывать у нас невольное восхищение, но в настоящий момент оно делает его уязвимым, и защита обязана это учитывать. Я ясно выражаюсь? Сидни подавленно кивнула. Адвокат наклонился через стол и похлопал ее по руке.

– Все не так плохо, как кажется на первый взгляд, поверьте мне. Если удача будет на нашей стороне, я думаю, мы сумеем добиться оправдания.

– Что за удача? – спросил Филип.

– Ну… кое в чем нам уже повезло. Как я говорил, окружной прокурор не опротестовал мое ходатайство о перенесении даты слушания на более ранний срок, а судья с ним согласился.

– Слава богу, – сказала Сидни. Это означало, что Майкл проведет меньше времени в тюремной камере. Если им удастся выиграть дело.

– Все не так просто.

Мистер Осгуд наполовину вытащил сигару из нагрудного кармана, но вспомнил о присутствии дамы и засунул ее обратно.

– По правде говоря, эту новость можно считать и хорошей, и плохой. С какой стороны смотреть.

– Чем же она плоха?

– Чем дальше отодвигается дата слушания, тем больше у нас шансов обнаружить местонахождение Макнейлов.

– Неужели это действительно так важно?

– Безусловно. Подзащитный с хорошими связями всегда имеет больше шансов, чем неимущий одиночка. Это несправедливо, но такова жизнь.

– Но Майкл не…

– К тому же у него романтическая история – как раз то, что нужно, чтобы поразить воображение присяжных. Но только при условии, что она подлинная. Причем мы должны их убедить, что она подлинная.

– Другими словами, – подытожил Филип, – мы должны представить им богатую аристократическую семью Майкла во плоти.

– Не обязательно. Будет вполне достаточно, если они услышат о существовании его семьи из солидного источника, не вызывающего сомнений в своей надежности.

– Но мы не знаем наверняка, что они богаты, – снова вмешалась Сидни. – На самом деле у нас даже нет абсолютной уверенности в том, что они аристократы.

– Все верно, но на данном этапе нам больше нечего использовать. Если спор сведется к моральной стороне дела, обнаружение Макнейлов – это, пожалуй, наша единственная надежда.

Он вынул часы из кармана и щелчком открыл крышку.

– Уже почти час. Опаздывать нельзя, посетителей пускают ненадолго. Все встали из-за стола.