Одинокий волк - Патриция Гэфни

– Господа, я не стану больше испытывать ваше терпение. Я прошу вас только взглянуть на этого человека и увидеть его в истинном свете: он невиновен. И я заявляю вам, что в его глазах содержание животных в зоопарках является преступлением – бессовестным, бесчеловечным, антигуманным. Майкл Макнейл еще не настолько цивилизован, чтобы понять, что массовое заточение всех видов божьих тварей, населяющих землю и описанных наукой, – вещь абсолютно нормальная и общепринятая. Ведь мы считаем это своим неотъемлемым правом: провести летний день, переходя от клетки к клетке и разглядывая диких животных за прутьями. Если в этом есть жестокость, мы ее не замечаем. Мы считаем такое занятие безобидным, естественным для нашего человеческого мира. Никакой закон не нарушен.

Мистер Осгуд остановился и взглянул на своего подзащитного.

– Но Майкл Макнейл, – продолжал он, вновь обращаясь к присяжным, – новичок в мире людей. Он человек несведущий и невинный. Он совершил смелое и дерзкое деяние, которое вошло в противоречие с нашим человеческим законом, но для него оно не являлось преступлением. Он действовал от чистого сердца, в бескорыстном порыве, столь же непреодолимом для него, как стремление матери вбежать в горящий дом, чтобы спасти своего ребенка. В точно таком же порыве он сам рисковал жизнью, спасая тонущего, как он полагал, маленького мальчика.

Адвокат сделал еще одну небольшую паузу и снова заговорил:

– Он, должно быть, сознавал, что ему не уйти от ответственности. Не исключено, что он даже понимал всю безнадежность своей затеи. Эти соображения не остановили его. Я попросил бы вас поставить себя на его место, но я знаю, что вы не можете это сделать. И я тоже не могу. Никто из нас не может. Жизнь моего подзащитного была уникальна, она настолько далека от нашего повседневного опыта, что даже воображение, ничем не может нам помочь. Именно по этой причине вы должны отпустить его с миром, признать его невиновным. Потому что он не просто невиновен, он невинен в самом глубоком смысле этого слова: он безгрешен. В этом человеке нет ни капли зла или жестокости, он не ведает насилия. В лице Майкла Макнейла вы видите человеческое существо в его естественном состоянии. Непорочное. Чистое. Как у любого человека, у него есть свои маленькие слабости: как мне говорили, он порой забывает мокрые полотенца на полу в ванной, а иногда погружается в мечтания настолько, что не слышит слов, обращенных к нему окружающими. Но суть в том, что его еще не коснулось растлевающее душу влияние общества. Майкл таков, каким его создал бог. Люди еще не успели его испортить. Он невинен. Поэтому я прошу вас его освободить. Не потому, что вы оправдываете то, что он совершил, но потому, что вы уважаете то, чем он является. Благодарю вас.

Сидни с трудом проглотила ком в горле. На протяжении всей речи своего защитника Майкл не находил себе места от смущения. Он сидел, стиснув руки, неподвижно уставившись на край стола. До чего же это ужасно: сначала выслушивать в присутствии незнакомых людей, как тебя поносят, а в следующую минуту, – как тебя восхваляют. Присяжные сидели с каменными лицами; сколько ни пыталась, она не могла прочесть на них ничего.

Мистер Осгуд вернулся на свое место. Майкл наклонился к нему и что-то шепнул, вызвав на усталом лице адвоката мимолетную улыбку. Судья Толмен откашлялся. Ему остается сказать всего несколько слов, – строгим голосом заявил он присяжным, – перед тем, как они удалятся на совещание. Сидни почти ожидала, что сейчас Осгуд снова встанет и потребует еще одного перерыва, но он этого не сделал, и судья без дальнейших промедлений начал давать напутствие присяжным.

Но тут в задней части зала послышался взволнованный и удивленный шепот. Сидни обернулась. Увы, шляпа женщины, сидевшей сзади, загораживала от нее дверь. Однако шум в публике становился все громче. В конце концов судья тоже его услышал и прервал свою речь.