Одинокий волк - Патриция Гэфни

– Я забыл свое имя. Она наклонилась к нему поближе.

– Но теперь вы его вспомнили? Он кивнул.

–Как?

– Однажды я слышал, как Сэм разговаривает. Не с кем-то другим, а с собой. Он говорил очень громко.

– Кричал.

– Кричал. Он смотрел на озеро и кричал свое имя. Просто так. Он… играл.

– Да, – согласилась она, улыбаясь.

– И тогда я вспомнил, как кричал свое имя над водой там, где я был. Майкл Макнейл. Я повторял его снова и снова. Я был маленький, как Сэм. Мне было страшно. Я боялся забыть свое имя. – Он тяжело вздохнул. – Но я все-таки забыл. Я никак себя не называл. Даже не говорил «я». Ничего. Я просто…

– Вы просто существовали.

Опять у нее голос стал какой-то странный. Может, ей грустно? Он не хотел, чтобы она огорчалась из-за него. Можно ли спросить, что у нее в голове? Он не мог вспомнить, но ему казалось, что в его книге было правило, какой-то запрет на этот счет. Правда, теперь они стали друзьями, но все-таки не так, как с Сэмом. Сэм был настоящим другом, а она – совсем по-другому. С ней он чувствовал… он не знал таких слов. Но с ней надо было быть осторожным, потому что многое было запрещено. Если он сделает что-нибудь неправильно, она может уйти.

В животе у него заурчало.

– Я голоден, – сказал он. Она улыбнулась. Все ее лицо улыбнулось.

– Пора обедать.

Они встали и пошли назад, к ее дому. 0'Фэллон пошел за ними следом.

– Что они дают вам на обед? – спросила она на ходу. Он скорчил рожицу, прямо как Сэм.

– Пищу.

Она засмеялась. Это был чудесный звук – счастливый.

– Она вам не нравится? Он попытался объяснить.

– Это человеческая пища.

Что-то случилось. Она продолжала идти, но внутренне замерла, и он понял, что сказал что-то плохое. А все потому, что людям было противно то, что он ел раньше. Теперь он ел их пищу. Она была не сырая, не теплая, не кровавая, не бьющаяся. Она была неживая. Они остановились, и он посмотрел себе под ноги. Ему очень хотелось взять назад свои последние слова. Теперь она была от него далеко. Но, даже пробыв с ней вместе совсем немного времени, он больше не хотел оставаться в одиночестве.

– Сидни! Обедать! Это был голос Сэма, донесшийся с крыльца.

– Мне надо идти, – сказала она.

Ее лицо опять прояснилось, как будто ничего не произошло. Он повернулся, чтобы уйти, но она его остановила:

– Майкл, я точно не знаю, что собирается делать мой отец, но даже если он будет продолжать свои эксперименты, отныне все изменится к лучшему. Теперь, когда они знают, что вы умеете говорить…

– Вы им расскажете? Ее глаза расширились.

– Я… Вы не хотите, чтобы я рассказывала? Мне кажется, уже слишком поздно! Они уже знают. Вы боитесь? Они не причинят вам вреда, я ручаюсь. То, что было… Я понимаю, для вас это сплошное недоразумение, но не беспокойтесь, это больше не повторится.

Она прикоснулась к нему: положила руку ему на запястье, чтобы утешить. Хотел бы он знать, что значит «сплошное недоразумение».

– 0'кей, – сказал он, подражая Сэму, потом повторил ее слова, чтобы она тоже утешилась: – Не беспокойтесь.

– Сидни!

На этот раз голос принадлежал тете Эстелле, и Майкл попятился. И Сидни тоже. Они оба отступили одновременно, потому что в стае Винтеров главным волком была тетя Эстелла.

* * *

За несколько недель, прошедших после ее возвращения из Европы, Сидни так ни разу и не повидалась с Камиллой Дарроу, своей золовкой; они только поговорили по телефону. В субботу, когда Филип упомянул, что собирается в город, и спросил Сидни, не хочет ли она навестить Камиллу, она с радостью согласилась.