Звездочет - Мишель Яффе

Криспин в ужасе наблюдал за тем, как брат шагает по ступенькам, словно какой-то заведенный механизм. Правильно ли он его расслышал? Неужели она не могла спастись?

— Йен! — окликнул его Криспин. — Йен, повтори, что ты сказал!

— Я сказал, что Бьянка не умеет плавать и у нее не было ни малейшего шанса спастись, — повторил Йен с верхней ступеньки лестницы.

Он прошел сквозь осыпавших его вопросами братьев, не замечая горестного плача Нило, и, подойдя к потерявшему сознание часовому, стал трясти его за ворот до тех пор, пока тот не пришел в себя.

— Что случилось с узниками, которые содержались в подземелье? — спросил он.

Часовой бессмысленно захлопал глазами, не сразу вспомнив, что произошло, но потом узнал промокшего насквозь господина.

— Я позабочусь о том, чтобы вас осудили за нападение на дворец! — бессвязно пролепетал часовой. — Вас будут судить и повесят. Вы пожалеете о том, что…

— Что случилось с узниками? — повторил свой вопрос Йен, и его голос казался смертоноснее, чем лезвие отравленного кинжала.

— Ничего, — недоуменно ответил часовой. — Они все на местах, как и положено. Послушайте, синьор Джанни, или как там вас зовут, вы не могли бы отпустить мое горло, а то я сейчас задохнусь?

— Их никто не перевел в другое место? — не обратив внимания на его просьбу, продолжал расспросы Йен.

— С какой стати?! — вдруг возмутился часовой.

— Подземелье затоплено. Вода поднялась до самого потолка. Там не осталось ни одного живого человека.

— Послушайте, синьор, все они рано или поздно должны были умереть. Так что наводнение лишь ускорило их смерть и избавило палача от хлопот. Давайте забудем об этом, ладно?

— Значит, узников бросили умирать в камерах? — Йен сильнее стиснул шиворот часового и даже приподнял его вверх, оторвав от земли.

— Это перестает быть забавным, синьор.

Йен разжал кулак, стражник рухнул со стоном на землю, затем развернулся и отправился прочь с площади.

Плотнее завернувшись в промокший плащ, Йен шел к причалу, где уже пришвартовалась их гондола. Гребцы поднялись навстречу ему и услышали приказ немедленно возвращаться домой. Борт гондолы уже оторвался от причала, когда Криспин прыгнул в нее.

— Ты в порядке? — спросил он брата, спускаясь в каюту. Он задыхался от быстрого бега и не сразу оценил ситуацию, потому что пожалел, что задал свой вопрос.

— Конечно, я всегда в порядке, — процедил Йен сквозь стиснутые зубы бесцветным голосом.

Криспина передернуло. Брат говорил как мертвец, а выглядел еще хуже. Криспин готов был отдать что угодно за то, чтобы увидеть хоть малейший признак каких-то эмоций на его лице.

— Ты не можешь делать вид, что она была тебе безразлична, — рискнул Криспин, чтобы разозлить Йена.

— А я этого и не сказал, — ответил тот равнодушно.

— По-моему, ты был влюблен в нее, — продолжал в том же духе Криспин.

— Да, ты прав, — отозвался Йен тоном, заставлявшим усомниться в том, что у него вообще было сердце.

— Значит, ты признаешь это? Ты согласен? — не смог сдержать изумления Криспин.

— А почему тебя это удивляет? — в свою очередь недоумевающе приподнял бровь Йен.

— И ты можешь сидеть здесь, как каменная статуя, и равнодушно рассуждать о том, что твоя любимая женщина погибла?!

— Мне жаль, что мое поведение огорчает тебя.

— Оно не огорчает меня, — постарался объяснить Криспин. — Оно просто невероятно!

— А, — отозвался Йен, надеясь, что любого ответа будет достаточно, чтобы прекратить этот мучительный и бессмысленный разговор. Он вдруг ужасно устал, ему казалось, что все его тело налилось свинцовой тяжестью. Ветер тем временем стих, и буря превратилась в мелкий, нудно моросящий дождик, тихо шелестевший по крыше каюты. Может быть, если закрыть глаза и провалиться в глубокий сон, наступит облегчение?