— Восхищаюсь вашими доводами, милорд. Правда, должна заметить, что вы не в ладах с логикой. Вообще-то я сама была у Туллии до того, как вы пришли туда. Мы случайно оказались там в одно время. Когда вы пришли, я как раз собиралась уходить. А теперь будьте добры отпустить мою руку, а то на ней появятся синяки вдобавок к той шишке, что вы посадили мне вчера ночью. — Она посмотрела ему в глаза. — Кажется, я начинаю понимать, почему вы выбрали моими компаньонами докторов. Еще несколько дней под крышей вашего дома, и мне понадобится их помощь.

Йен постарался не заметить ее язвительности и чуть ослабил хватку.

— Если ты была у Туллии, почему же я не видел, как ты уходила? — спросил он подозрительно.

— А почему вы решили, что я ушла? — вопросом на вопрос ответила Бьянка.

— Ты хочешь сказать, что была там все время, пока Туллия принимала меня?

— Можно сказать, я была одна, а возможно — и с вами, — ответила Бьянка, — потому что я могла все наблюдать.

— Так ты подглядывала за мной? — Удивлению Фоскари не было предела. Позднее он признался себе, что это сообщение Бьянки весьма возбудило его.

Однако теперь он принял свое возбуждение за проявление патриотизма и решил, что для выполнения плана настало самое подходящее время. — И что же ты видела? — спросил он совсем иным тоном.

Атмосфера в комнате вмиг изменилась. Его пальцы больше не причиняли ей боли — напротив, их прикосновение стало приятно согревать ее кожу. В его глазах больше не было злости и подозрения, нет, в них появилось какое-то манящее выражение, и Бьянка не захотела упускать подходящей возможности.

— Я ушла до того, как вы легли в постель. — Она замялась на мгновение. — Не думаю, что могу сказать, что я видела, но, может, мне стоит вам это показать? — Она протянула дрожащую руку к поясу его лосин, но не успела прикоснуться к шнурам, как он остановил ее.

Йен должен был принять решение. Можно было бы сказать Бьянке правду о том, что между ним и Туллией ничего не было, однако он предпочел умолчать об этом. Подумать только, он, Йен Фоскари, полдня пролежал возле самой роскошной куртизанки Венеции и думал только о… Бьянке! А теперь волшебным образом ему представилась возможность воплотить все свои фантазии в жизнь. Он не видел причины рисковать. К тому же ему не хотелось, чтобы Бьянка знала, какую власть имеет над ним.

Заговорив, Фоскари почувствовал, что с трудом контролирует собственный голос:

— Если мы хотим, чтобы все было как полагается, тебе нужно раздеться. Туллия же была обнаженной, если я не ошибаюсь.

На сей раз он сам раздел Бьянку, не пропустив ни одной детали ее туалета. Развязав шнурки ее кремового лифа, он стянул его с ее плеч и отбросил на пол. Затем расстегнул крючки нижней юбки, не упустив возможности погладить ее стройные ноги в шелковых чулках.

Бьянка услышала, как с его уст сорвался звук, напоминавший то ли тихий стон, то ли смешок, но она сама так старалась не упасть, что не смогла подумать об этом хорошенько. Когда его руки касались ее тела, развязывали и расшнуровывали ее одежду, она испытала то же потрясающее чувство, что и в прошлый раз, когда Фоскари обнимал ее. Это чувство стало еще острее, когда граф поднял ее руки, чтобы стянуть с нее тонкую сорочку, и ласково дотронулся до ее груди. Последними на пол упали ее чулки, и она, как и в прошлый раз, оказалась совсем обнаженной.

Йен отступил назад, чтобы оглядеть представшую его взору совершенную красоту. Возбуждение его было так велико, что он едва сдерживал себя.

— Насколько я помню, на Туллии были драгоценности, — заметил он. — Кажется, жемчужины.

— И изумруды, — смело добавила Бьянка, спрашивая себя, куда может завести подобный разговор.

Йен откашлялся. К его собственному удивлению, ему стало стыдно за роскошный подарок, который он сделал куртизанке.