Очарованный - Барбара Картленд

Во время обеда Изабель вела себя агрессивно и провокационно по отношению ко всем, кроме хозяина дома, которого она демонстративно пыталась обольстить.

Когда она вошла в салон, протягивая к нему руки и стараясь нежно коснуться его, Сильваниус уже знал, что его чувства к этой женщине полностью изменились. Почему-то он даже не находил ее больше красивой.

Такое расставание с женщинами, которыми он увлекался, было для него не характерно. Обычно он отходил от них постепенно, переживая длительный период охлаждения чувств, когда начинал замечать их манерность, банальность разговоров и непомерные запросы. Они какое-то время все еще привлекали его физически, но он начинал все больше скучать в их компании.

Теперь как будто пелена спала с его глаз: он почувствовал, что ее красота не имеет над ним силы, даже для того, чтобы сделать ей банальный комплимент.

Во время обеда его все больше стали раздражать ее властолюбивые манеры, язвительное остроумие, способное нанести оскорбление, и особенно ее стремление сконцентрировать внимание всех присутствующих только на своей особе.

Сильваниус пожалел, что у него не хватило воли и решительности отказаться принимать незваных и нежеланных гостей.

Он вовремя понял, что это приведет к скандалу, который будут обсуждать во всех светских салонах и который может выставить в невыгодном свете не только его, но и Эльфу.

Теперь ему ничего не оставалось, как играть роль радушного хозяина. Когда они поднимались, чтобы переодеться к обеду, и Гарри прошептал ему свои извинения, герцог сказал:

— Это моя вина. Мне следовало это предвидеть.

— Я предупреждал тебя, что Изабель поведет себя именно так, — сказал Гарри.

— Я помню. К сожалению, ты оказался прав. Гарри собирался добавить что-то еще, но поднимавшаяся впереди них под руку с Китти Изабель обернулась и сказала:

— О чем вы там шепчетесь? Ты знаешь, дорогой Сильваниус, что я не позволяю тебе иметь секреты от меня.

Герцог ничего не ответил. Войдя в свою спальню, он хлопнул дверью.

Сильваниус знал, что комната, которую занимала Изабель, находится напротив его спальни.

Он хорошо понимал, зачем она приехала и чего добивается. И поэтому во время переодевания у него было отвратительное настроение.

Сильваниус так много собирался сказать Эльфе сегодня вечером, но теперь ему не удастся этого сделать.

Но теперь, пока нескончаемо тянулся этот обед, он размышлял о том, как закончится этот вечер и что ему предпринять, чтобы не позволить графине оскорблять его жену. Графиня это делала каждым взглядом, каждым словом, каждым нежным прикосновением к его руке и растущей фамильярностью, с которой она вела себя в отношении него.

Под конец обеда, когда женщины должны были по этикету покинуть комнату, оставив мужчин одних, Эльфа почувствовала на себе взгляд графини, и прежде, чем она успела встать, та вскочила и громко провозгласила, как будто хозяйкой дома была она:

— Полагаю, нам надо оставить джентльменов с их портвейном, но, Сильваниус, дорогой, не задерживайся слишком долго. Ты знаешь, я не люблю, когда ты надолго меня покидаешь.

Это было настолько вызывающе, что даже снисходительный ко всем Гарри изменился в лице. Эльфа молча встала у дверей, чтобы пропустить Изабель вперед.

Она прошествовала мимо нее в своем голубом шифоновом платье, вся сверкающая бриллиантами, в сопровождении Китти Фенвик.

Когда приятельницы шли по коридору под руку, а Эльфа сзади них, Изабель громко сказала:

— Надеюсь, ты знаешь, что я помогала Сильваниусу переделывать и оборудовать этот дом, развешивать его бесценные полотна.

— Я никогда не видела таких великолепных картин! — воскликнула Китти.

— Таких же великолепных, как и их хозяин! — улыбнулась Изабель.

Они прошествовали в салон, и графиня капризным голосом сказала: