Роман с призраком - Барбара Картленд (2002)

Про себя она подумала, что ее брату Джерарду пригодилось бы и то и другое. Она посочувствовала юноше: как он, бедный, вращается среди чрезвычайно состоятельных друзей, имея всего одну лошадь и считая каждый пенс.

Она еще долго обсуждала с Эбботом предстоящие состязания, а потом вдруг испугалась, что вот-вот могут вернуться конюхи Треварнона, и опрометью бросилась назад к дому.

Однако было еще не так поздно, как ей показалось.

Проходя потайной лестницей к себе наверх, девушка услышала смех и громкие мужские голоса, доносившиеся из большой столовой.

Она не устояла перед соблазном снова взглянуть на графа Треварнона. Демелса вышла на этот раз в галерею, где обычно во время пиршеств находились менестрели, примыкавшую к большой столовой, которая некогда служила монахам трапезной.

Галерея менестрелей была пристроена к дому в семнадцатом веке, после Реставрации, когда с возвращением «веселого монарха», короля Карла II, всем вдруг захотелось танцевать от радости.

Над украшением галереи работали лучшие мастера той эпохи. Галерея была расположена выше столовой, и те, кто собрались там на обед, не могли из-за стола заметить, что за ними кто-то, внимательно наблюдает сверху.

Демелса, выглядывая из-за шелковой ширмы, сразу же увидела графа Треварнона. Как хозяин на этом обеде, он сидел во главе стола, на том самом резном стуле с высокой спинкой и зеленой бархатной обивкой, где раньше сидел ее отец.

Демелса в первый раз увидела мужчин в таких элегантных вечерних костюмах.

Когда отец собирался на какое-нибудь торжество, его наружность всегда производила на Демелсу, еще девочку, сильнейшее впечатление, но теперь она понимала, что ему было далеко до лондонских денди.

А такой джентльмен, как граф Треварнон, несомненно, выделялся среди других мужчин и восхищал своим видом всех даже на королевском балу в замке Виндзоров.

Теперь, когда девушка смотрела на него сверху вниз, он показался ей моложе и добродушнее. Глубокие складки у рта, придававшие его лицу циничное выражение, как будто разгладились.

Слуги уже ушли, и джентльмены коротали время за портвейном. Некоторые кололи грецкие орехи, которые были насыпаны в пару серебряных блюд, принадлежавших к числу самых любимых вещей ее покойной матери.

Ими редко пользовались даже в прежние времена, а теперь Демелса считала их семейной реликвией.

«Не забыть бы сказать Нэтти, чтобы попросила джентльменов обращаться с ними поосторожнее», — подумала девушка.

Свечи, освещавшие стол, горели в массивном серебряном канделябре, принесенном из отцовского кабинета. Что касается сочных персиков и роскошных гроздьев винограда, то они никак не могли быть выращены в поместье, где стекла в теплицах были давным-давно перебиты.

Но кушанья гораздо меньше интересовали Демелсу, чем человек, сидевший во главе стола.

Она смотрела и смотрела, не в силах отвести глаз. Вначале разговор мужчин сливался для нее в сплошной рокот, из которого выделялись лишь отдельные слова, произнесенные более громко или пришедшиеся на тот момент, когда остальные голоса смолкали.

Но, прислушавшись, она стала разбирать, о чем беседуют гости, и вдруг, к своему удивлению, услышала, что граф Треварнон спросил у Джерарда:

— А в этом доме нет случайно какого-нибудь призрака?

— Их здесь не менее дюжины, по лично мне ни один из них не знаком, — пошутил Джерард.

— А чьи это призраки? — не отступал граф.

— Есть какой-то монах, повесившийся, так как ему стала нестерпима мысль о его тяжких грехах, — ответил Джерард. — Ребенок, которого инквизиция королевы Марии сожгла на костре вместе с родителями. Ну и, конечно, Белая Женщина.

— Белая Женщина? — переспросил граф. Его вопрос прозвучал как-то слишком заинтересованно.

— Согласно местным преданиям и суевериям, это наш самый знаменитый призрак, — улыбнулся Джерард.

— Расскажите о нем, — попросил граф Треварнон.