Необоснованные претензии - Кэтрин Коултер

Прижавшись к его плечу, она попыталась покачать головой.

— Нет, это слишком личное. Это не относится, ну, к моим.., к делам, связывающим меня с ним.

— Хорошо, — отозвался Роуи, — я не хочу делить тебя ни с кем. Ты моя, Элизабет, ты вся принадлежишь мне.

Ей казалось, она слышала его шепот о том, что он любит ее, и уснула, полная ощущения безопасности и того, что она не одинока, а принадлежит кому-то.

Кристиан Хантер сидел за викторианским письменным столом красного дерева в своей библиотеке, держа в пальцах ручку с золотым пером и обычного размера чистый лист бумаги. Роуи Чалмерс. С ним надо что-то делать. Хантер уставился на бумагу, потом скомкал ее и бросил в корзину. Листок упал точно в центр, и он улыбнулся. В колледже он играл в баскетбол и еще не потерял хватки. Надо передвинуть корзину для бумаг подальше, может быть, поставить ее у стенной панели, чтобы можно было отрабатывать на ней броски.

Хантер нажал кнопку своей панели личной линии связи, потом набрал хорошо ему известный номер.

Ему ответил скрипучий голос.

— Говорит Хантер. Доложите мне… Мужчина говорил очень долго. Когда он закончил, Кристиан в течение нескольких минут молчал. Ноги его упирались в тумбу письменного стола.

— Прекрасно, — сказал он наконец. — Продолжайте. Я позвоню вам во вторник.

Он мягко положил трубку на затейливо украшенный рычаг и откинулся на спинку стула, сомкнув руки на затылке.

Услышав тихий стук в дверь кабинета, Хантер нахмурился, но только на минуту.

— Кристиан?

— Минутку, Сьюзен, — откликнулся он. Яркая блондинка ждала в спальне, одетая только в очень дорогое шелковое неглиже персикового цвета, которое он сам купил для нее. Блондинкой она была, разумеется, крашеной, но последнее ее ничуть не волновало, кроме того, она носила зеленые контактные линзы.

С минуту он смотрел на нее и подумал — хороша! Только вот груди слишком большие. Он подошел к стереосистеме и поставил компакт-диск. Молчание комнаты нарушил Третий Брандербургский концерт Баха в исполнении Амстердамского оркестра барокко.

Он почувствовал, что начинает возбуждаться, и поцеловал Сьюзен.

— Не можем ли мы когда-нибудь послушать что-нибудь красивое? Ну, например, “Биттлз”, Кристиан? — спросила Сьюзен, прижимаясь к нему всем телом.

— Нет, не можем. Тебе же только двадцать один, Сьюзен. “Биттлз” были задолго до того, как ты выросла.

— Ну тогда “Босса”, — сказала она, улыбаясь и чувствуя, как его пальцы скользнули по внутренней стороне бедер.

— А как насчет “Тоннеля любви”?

Его пальцы задвигались. Она достигла вершины наслаждения в то время, когда звучало аллегро третьей части.

Глава 5

Джонатан Харли чувствовал, что его головная боль усиливается: теперь у него стучало в левом виске, непроходящая боль вынудила закрыть глаза и сесть совершенно тихо и неподвижно. Он подумал было позвать миссис Максуэлл и попросить ее принести аспирин, пока не услышал пронзительный голос жены, требовательно звавший его.

Ему предстояла еще одна сцена, еще одно соревнование по крику, не сулившее выигрыша никому. “Сколько перемен, — думал он, — моя жена стала чужой, неузнаваемой и непонятной”. Ему следовало перестать думать о Роз еще три года назад, когда он узнал об итальянском жиголо [16], которого она встретила во время круиза на теплоходе. И спала с ним. И призналась ему в этом.

— Джонатан!

Он чувствовал, что глаза его покраснели, и он не мог сфокусировать взгляда. Он слышал свой голос, лишенный выражения из-за нараставшей боли.

— Сюда, Роз. — И после паузы:

— Принеси аспирин.

Она этого не сделала.

— В чем дело? — спросила Роз, входя в его кабинет. Новое вечернее платье вихрем закручивалось при ходьбе вокруг щиколоток. От сверкания алмазов у нее на шее резало глаза.

— У меня ужасная головная боль, — сказал он. Она рассмеялась.