Кружево - Ширли Конран (1993)

Максина выглядела довольно сердитой, но тетушка Гортензия продолжала убеждать ее твердо и уверенно, говоря о Чарльзе так, как если бы он был не более чем машиной, в которой нужно отрегулировать двигатель.

— Тебе не нужен скандал с Чарльзом. С мужчинами никогда не знаешь, как они себя поведут. Он может удрать с этой женщиной просто в порядке самозащиты. Чарльз явно любит тебя, иначе бы он не старался скрыть от тебя эту связь. Мужчины, которые разлюбили своих жен, никогда не пытаются ничего от них скрыть, запомни это.

— Она очень красивая и изящная, — грустно проговорила Максина.

— Бедняжка ты моя, было бы гораздо хуже, если бы она была некрасивой. Тогда бы ты без конца думала о том, чем это таким она его околдовала. — Тетушка Гортензия выпустила из своих рук руки Максины и позвонила в колокольчик, чтобы им принесли кофе. — Сейчас тебе, по крайней мере, ясно чем: привлекательной внешностью в сочетании с новизной и со сладостью запретного плода. — Она пожала плечами. — Как бы он ни любил тебя, но Чарльз к тебе привык. Очень жаль, что невест заранее не предупреждают о том, что они когда-нибудь обязательно влюбятся снова в кого-то другого, как и их мужья. Но объяснять жизнь молодым — это трудно, больно, и они все равно никогда не верят.

Она отвернулась, отдавая необходимые распоряжения явившемуся на звон колокольчика слуге.

— Так что оставь Чарльза в покое, дорогая, и ничего не замечай. Ты должна себя вести как ангел.

Тетушка Гортензия снова взяла Максину за руки.

— Ты должна подумать еще и вот о чем, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Хороший муж — это куда важнее, чем — собственный бизнес. Я не хочу этим сказать, что твой бизнес не важен. Я имею в виду, что хороший муж гораздо, гораздо более важен.

Максина честно старалась вести себя как ангел, но делать это ей было трудно, поскольку с каждым днем она все больше раздавалась и испытывала нарастающее душевное напряжение. Чарльз часто отсутствовал, а когда бывал дома, то постоянно казался чем-то занятым. Иногда Максима бросала взгляд в его сторону и ловила Чарльза на том, что он тоже рассматривает ее, причем как-то разочарованно и осуждающе. В такие моменты сердце ее сжималось от непонятной и мучительной боли.

Она испытывала жесточайшую ревность и переживала как оскорбленный собственник. В уме она постоянно высчитывала, где в данную минуту должен находиться Чарльз, хотя и не осмеливалась чересчур прямо расспрашивать его о том, где он бывает. Максина старалась не досаждать ему: ей не хотелось, чтобы у Чарльза возникло чувство, будто его постепенно припирают к стенке, ведь тогда у него могло бы появиться искушение сбежать из дома. Иногда настроение ее внезапно менялось, и тогда Максину охватывало яростное негодование, захлестывало чувство обиды из-за предательства мужа, из-за того, как ловко он ей врет — день за днем, месяц за месяцем, — а еще из-за того, что его, похоже, совершенно не мучила при этом совесть. Максина страшно страдала из-за той роли, которую взялась играть, из-за связанного с этой ролью напряжения, из-за необходимости не показывать мужу свои переживания и боль, лгать ему так же, как он лгал ей.

Когда родился их третий сын, Чарльз предположительно был в Лионе. Мальчик появился на свет на неделю раньше срока, а роды прошли гораздо легче, чем ожидала Максина. Она прижимала малыша к себе и старалась, чтобы он постоянно находился при ней. Маленький Александр был ее надеждой на будущее, тем, что связывало ее с мужем.

На этот раз, однако, не было ни малейшего шанса на то, что спустя четыре месяца после родов Максина забеременеет снова. Потому что и через четыре месяца после рождения нового сына Чарльз все еще не вернулся к ней, продолжая ночевать на раскладной кровати, поставленной в его гардеробной.