Кружево - Ширли Конран (1993)

Дверь широко и резко распахнулась. За ней стояла разъяренная, кипевшая негодованием сестра-хозяйка, облаченная полностью в свою дневную форму, чем-то напоминавшую матросскую.

— Хороша парочка! — закричала она. — И вам не стыдно?! Немедленно к директору!

Месье Шарден, одетый в шелковый ночной халат каштанового цвета, в гневе мерил взад-вперед шагами кабинет. Пэйган, бледная и молчаливая, сидела в кресле, нервно вцепившись в подлокотники. На ней был старый халат из верблюжьей шерсти, чем-то похожий на монашескую рясу и с разрезами в тех же местах, что бывают на рясах, но перехваченную в талии пурпурным атласным поясом. Выглядела Пэйган очень неважно. Растрепанная сестра-хозяйка разбудила ее в три часа утра. Звонила мать Пэйган: утром с дедом, когда он был в конюшне, произошел сердечный приступ, и после обеда он скончался. Пэйган предстояло немедленно возвращаться в Англию.

Проходя через комнату Кейт в смежную комнатку, чтобы разбудить Пэйган, сестра-хозяйка обратила внимание, что ни Кейт, ни Максины в постелях нет. Пэйган, хоть и была ошеломлена сообщением о смерти деда, ничего не сказала. И сейчас, когда девочек вводили в кабинет, Пэйган — чтобы дать им понять, что она их не выдала, — подняла на них глаза и спросила: «И где же вы были? В „Гринго“?»

Только сейчас до Кейт и Максины дошло, в какую же историю они попали. Стоя в пальто в нетопленом кабинете, они дрожали не только от холода и страха перед Шарденом, но и от ужаса перед тем, что они скажут потом родителям. Мягкие и нежные розовые лепестки увядшей розы, которую держала в руках Кейт, медленно планируя, опускались на пол, пока наконец в руке у нее не остался один только длинный колючий стебель.

И тогда Шардена прорвало. Он изрыгал на них всевозможные проклятья, упрекал в неблагодарности, обзывал шлюхами. Под занавес, уставив пухлый палец на Кейт, он проорал:

— А ты, путана, ты — гоняешься за каждыми штанами в городе!

Тут в Кейт снова заговорила ирландская кровь, и она ответила:

— Вы тоже, месье.

Наступила угрожающая тишина, а потом Шарден с ядовитой злобой в голосе произнес:

— Завтра вы обе будете исключены из школы.

— Нет, не будут, — как-то устало, без выражения возразила Пэйган.

— А кто вы такая, чтобы указывать мне, как поступить? — повернулся к ней Шарден.

— Я подруга вашего приятеля, Поля. Он приглашал меня к себе домой и показывал мне разные фотографии. Много фотографий. Я подумала, что ему столько не нужно, поэтому украла несколько штук и оставила их в городе, у друзей. Впрочем, некоторые у меня с собой.

Она порылась в кармане халата и извлекла фотографию, на которой был изображен Поль в постели с двумя маленькими южноафриканскими девочками, которые почему-то внезапно уехали из школы сразу же после Рождества. Пэйган показала снимок вначале сестре-хозяйке, потом Шардену, потом засунула его назад в карман и достала козырную карту — фотографию самого месье Шардена, толстого и в чем мать родила возлежащего на тоже голом Поле.

— Удачные снимки, — тусклым и бесстрастным голосом проговорила Пэйган. Еще вчера изображенные на них сцены казались бы ей ужасающими и возмутительными. Сейчас же, на фоне смерти деда, они как будто потускнели, поблекли. — Мне кажется, ваш план может действовать только в том случае, если вы будете обрабатывать отцов поодиночке. А если кто-нибудь увидит на фотографии не одну, а нескольких девочек сразу, он поймет, что вы дешевый шантажист, месье Шарден, и что вы нарочно подставили этих девочек под аппарат. Поль мне сам об этом рассказал. — Никто не произнес ни слова и не двигался с места. — По-моему, он называл таксу: по шесть тысяч франков с каждого отца каждые три месяца. Я еще не думала, что сделаю с этими фотографиями. Но, если вы предпримете что-нибудь против Кейт и Максины, я пойду прямо в полицию со всеми снимками, какие у меня есть, и расскажу им все. Решайте сами, месье Шарден.