Мужья и любовники - Ширли Конран

С величайшей осторожностью они натянули на ноги Лили три пары шелковых чулок.

— Но мои ноги стали похожи на сосиски! — воскликнула актриса, взглянув в зеркало.

Ги печально кивнул. У Мистингетт ноги, наверное, были как спички, если она нормально выглядела в трех парах.

Лили вновь показалась на верхней ступеньке лестницы.

— Стоп! У тебя ноги, как saucissons!

— Но ты же сам хотел, чтобы получился костюм, как у Мистингетт! — закричала в ответ Лили.

Вновь был объявлен перерыв, и Лили, отцепив павлиний хвост, бросилась вниз — туда, где светили прожектора.

— Где ты, Ги? Скорее! У меня идея.

Странно тихий и молчаливый, Энджелфейс смотрел, как Лили, отбросив назад копну волос, отправилась на поиски своего костюмера. Она была самой восхитительной «цыпкой» из всех, что он когда-либо видел. И самой сексапильной.

— Ее кто-нибудь трахает? — неожиданно спросил он.

«Эк же ему не терпится!» — подумал Циммер.

— Понятия не имею, — ответил он, пожав плечами. — Но вы не сможете сегодня с нею встретиться. Ее нельзя отвлекать.

Однако Энджелфейс Харрис не испытывал вожделения. Он неожиданно почувствовал непреодолимое желание размазать по стенке любого, кто посмеет притронуться к его дочери.

Спустя двадцать минут Лили вновь появилась на лестнице, и ее ноги, обильно смазанные оливковым маслом, сверкнули в лучах прожектора.

— Отлично! Мотор! — воскликнул Циммер, а Лили, спустившись вниз к микрофону, запела:

«C'est Paris…»

Звучавший необыкновенно доверительно, гортанный голос Лили заполнил собою весь зал.

«Она может петь! — Энджелфейс даже выпрямился от удивления. — У нее отличная фразировка; ее голос обладает той резкостью, которая „цыпкам“ редко бывает доступна. Он силен, сексуален, но не сладок».

Энджелфейс не ожидал, что Лили может так петь, но он знал, от кого она унаследовала свой голос.

— Снято! — скомандовал Циммер… И так продолжалось до девяти вечера.

Месяц спустя съемки велись в сельской местности. Обмотавшись шарфом, чтобы не простудить горло под порывами холодного ветра, Лили возвращалась в город дорогой, ведущей через поля. Мышцы икр болели, суставы ныли, напрягаясь при каждом резком движении. Физически Лили была измождена до предела, но тем не менее она радовалась работе. Фильм казался Лили многообещающим. Напряжение Циммера явно спало, а сегодня он даже пробормотал себе под нос «pas mal»note 2. Постепенно он вновь превращался в доброго преданного друга, который первым разглядел в Лили серьезную актрису и кто, как никто другой из режиссеров, мог заставить ее выложиться на площадке.

Здесь и там из травы выглядывали голубые колокольчики, дождевые капли стекали по ветвям папоротника.

«Англия очень мила, когда перестает идти дождь», — подумала Лили, остановившись, чтобы перевязать шарф. Заслушавшись пением птиц, она пропустила момент, когда где-то вдали возник тонкий, как писк комара, звук. Неожиданно приблизившись, он превратился в мощный рев, и откуда-то из-за угла прямо на Лили выскочила огромная черная тень, разбрызгивающая во все стороны грязь и воду. Вскрикнув, Лили отпрыгнула в сторону, прямо в росший вдоль дороги кустарник. Машина пронеслась мимо и затормозила. Из кабины выскочил человек в промасленном комбинезоне.

— С вами все в порядке?

— Конечно, нет! — возмущенно ответила Лили, ведь этот идиот чуть не убил ее.

— Ради бога, извините меня, — пробормотал он, помогая ей встать. Морщась от боли, Лили молча вытаскивала из волос колючки. — Я не ожидал, что кто-то окажется на дороге, — продолжал человек, — она ведь частная. К тому же в мае в этих краях пустынно, да и в разгар сезона сюда редко кто наведывается. Вы здесь отдыхаете?

— Нет, работаю. И сломанная нога для меня слишком большая роскошь. Почему, интересно, вы не смотрите, куда едете?