— Я.., я не могу.., возвратиться в эту.., комнату.., вы подумаете, что это очень.., глупо.., но я не могу оставаться… одна.

Маркиз молчал, и поэтому она продолжала:

— Может быть, я пойду к… Марфе.., или к дяде Теофилу?

— Я не хочу, чтобы кто-либо из них узнал, что произошло сегодня, — ответил маркиз.

Он приветливо улыбнулся ей.

— Я думаю, Аспазия, единственный выход для вас — остаться здесь со мной.

— Могу я остаться.., так же, как я.., провела прошлую… ночь? — спросила Аспазия.

В ее голосе звучала надежда, заменившая страх, слышавшийся в нем прежде.

— Это, конечно, решит проблему, — улыбнулся маркиз, — и я думаю, что нам обоим необходимо хоть немного поспать до начала нового дня.

— Я не.., причиню вам.., беспокойства?

— Я постараюсь перенести это, — ответил маркиз, и она подумала, что он лишь подшучивает над нею.

Аспазия подвинулась как можно дальше к краю кровати, и маркиз, как и в прошлый раз, положил на середину подушку.

Он лег в кровать со своей стороны, не снимая халата, Когда он положил голову на подушку, Аспазия спросила:

— Вы.., не презираете меня за то, что я.., такая.., трусливая?

— Я считаю, что вы проявили большую храбрость во всем, — отвечал маркиз. — Другая женщина давно бы впала в истерику от шока и страха.

— Я чувствовала, что близка.., к истерике, когда вы так долго.., не возвращались, — робко сказала Аспазия. — Мне все представлялось, что Боллард.., убьет вас, или же вы… окажетесь.., ранены и будете страдать от.., боли.

Ее голос подсказал маркизу, как мучительно было для нее долгое ожидание.

Затем Аспазия вспомнила это бесконечное ожидание, будто длившееся веками, когда каждая проходящая секунда приносила муку, словно пронзая ее кинжалом, и сила этого страдания все возрастала, пока девушка внезапно не поняла, почему так страдает.

Понимание пришло как откровение, настолько очевидное, будто было написано на стене огненными письменами, как когда-то в древности.

Любовь заставляла ее испытывать такой мучительный страх не за себя, а за маркиза!

Любовь привела ее к пониманию не только того, что он в силах защитить ее, но и того, что она не может потерять его, поскольку он — единственный спасительный островок в этом безжалостном мире. Когда он ушел из комнаты, запер ее, все страхи возросли в тысячу раз, превратившись в кошмар, поскольку теперь она думала не о себе, а о нем.

Конечно, это была любовь, но она не понимала этого до тех пор, пока не ощутила, что, если бы его убили, ее отчаянное чувство утраты походило бы на матушкино, когда она видела тонущего герцога.

«Я люблю его.., точно так же!» — говорила себе Аспазия.

Она лежала, глядя в темноту, живо и радостно осознавая, что маркиз не погиб, он рядом с нею.

* * *

Аспазия проснулась и в первый момент не могла осознать, что произошло.

Затем она увидела солнечный свет, проникавший сквозь занавеси, и поняла, что теперь не рядом с маркизом в его кровати, как ожидала, но в своей спальне.

Она поняла, что он, должно быть, отнес ее сюда, возможно, на рассвете, ограждая ее, не желая, чтобы кто-либо узнал, где она провела ночь.

Ей трудно было поверить, что он перенес ее, не разбудив, но она решила, что спала очень крепко после переутомления. Сказались драматические события прошедшего дня, а также то, что она очень поздно заснула вчера.

«Как могло столько произойти за такое короткое время? — задавалась вопросом Аспазия. — Но маркиз спас нас.., нас спас… всех!»

Думая о нем, она как будто видела его перед своими глазами, окруженного светом.

И тут ей в голову пришла мысль, заставившая ее с тревогой сесть в постели, как будто она хотела сразу пойти к нему, чтобы он успокоил ее, прогнав эту мысль.

Теперь, когда ей и Джерри ничего не угрожает со стороны герцогини, маркиз может считать себя свободным от их проблем, и она, возможно, не увидит его более.