Сердце мое - Элизабет Лоуэлл (1997)

Кейн не ответил ей. Нахмурившись, он посмотрел на дом Шелли. Дом, окруженный густыми зарослями, больше напоминавшими непроходимые леса, чем низкорослый кустарник. Густые, около двадцати футов в высоту, совершенно высушенные солнцем, в жаркое время года эти рыже-коричневые заросли несли в себе прямую угрозу дому Шелли — как и самой ее жизни!

— Странно, что ты не выбрала для своего дома уютную зеленую равнину, — задумчиво произнес он. — В любом случае это было бы куда как безопаснее.

— Но зато не так красиво, — возразила ему Шелли. — Там, внизу, виды почти такие же отврати тельные, как и воздух. А здесь, наверху, хотя бы мож дышать… По крайней мере большую часть времени.

— Любишь просторы, как я погляжу? И терпеть можешь замкнутых пространств…

Шелли промолчала.

Из зарослей рядом с нефтяным пятном взлетела, громко хлопая крыльями, стая диких голубей. Быстрые, стремительные, изящные, эти серо-розовые птицы негромко кричали, покидая темный овраг, склоны которого были слишком крутыми, чтобы туда осмелился сойти человек. Еле заметная тропа, по которой он шли, привела их к стене чапарали высотой с двухэтажный дом. Шелли как ни в чем не бывало соскользнула куда-то вбок — прямо в густые, а местами и довольно колючие заросли.

— Смотри осторожнее, не выколи себе глаз, — предупредила она Кейна. — Здесь ведь на самом деле нет никакой тропы, так, крохотная лазейка в зарослях, через которую я и пробираюсь вниз и вылезаю обратно.

Кейн подождал, пока она не уйдет вперед достаточно далеко, чтобы задетые ею ветки чапарали не били его по лицу, когда он пойдет следом. И только тогда пошел за ней, стараясь идти так, чтобы задеваемые ветки не били со всего размаху по рюкзаку за спиной.

Несмотря на то что заросли кустарника и впрямь были почти совершенно непроходимыми и ни о какой тропинке не было и речи — Шелли шла на удивление тихо, почти неслышно. Глядя на нее, Кейн подумал, что она, пожалуй, чувствует себя в горах совершенно в своей тарелке — уютно и спокойно. Она шла, экономя силы, каждое ее движение было рассчитано абсолютно точно — как у человека, давно привыкшего бродить по диким местам.

Наблюдая за ней с улыбкой, Кейн от души наслаждался этим вечером, который ему подарила Шелли, — вечером полного единения с дикой, не покоренной человеком землей. Шелли шла почти бесшумно, не оставляя за собой почти никаких следов. «Легкая птица не могла бы потревожить покой холмов меньше, чем эта удивительная женщина», — подумал Кейн.

«Заядлая домоседка? — спросил он сам себя и с каким-то спокойным удовольствием ответил: — Как же, черта с два! Вот она спускается в овраг по крутому, заросшему, почти непроходимому склону — грациозно и легко, словно изящный дикий зверек. Сомневаюсь, что нога человека ступала здесь хоть раз с того времени, как люди поселились в этих краях… И она, сама того не замечая, наслаждается каждым шагом, каждым движением, и все потому, что земля ата, по которой она идет, такая же дикая. Никем не прирученная…»

Однако, разумеется, Кейн не стал высказывать все эти мысли вслух. Он не хотел больше спорить с Шелли — по крайней мере не сейчас.

«Надо только дать ей время, — подумал он. — Она ведь умная, Шелли. Постепенно она и сама все поймет».

Гладкие камни на дне оврага были обточены водой. Увидев их, Кейн понял, что, несмотря на засушливую погоду, на самом дне оврага обычно все же бывает вода — иначе поверхность камней не была бы такой гладкой.

Однако сейчас воды там не было. Правда, на дне оврага оказалось значительно более прохладно, чем на холмистых склонах, обожженных солнцем. Сюда сквозь густые заросли почти не проникал солнечный свет. Эти огромные кусты, гораздо больше похожие на деревья, чуть ли не втрое превышали рост Кейна. Поэтому на дно оврага, в это прохладное царство теней, едва пробивались солнечные лучи. Воздух же и здесь был напоен ароматами смолы и диких трав.