Новый Орлеан - Клейтон Мэтьюз

Возьмите Даллас. Упомяните Даллас, и все сразу начинают вспоминать Джона Ф. Кеннеди и тот черный день в ноябре.

На мгновение мысли Джима Боба переключились на Эбона. Мог ли этот дневник принадлежать ему?

Может, это он задумал убить сенатора? Джим Боб медленно покачал головой. Нет, Эбон не настолько глуп, чтобы записывать нечто подобное. Это кто-то другой, тронутый какой-то. И отыскать его будет еще труднее, нежели пресловутую иголку в стоге сена. В это время года Новый Орлеан просто кишит психами, как соломенный матрац блохами. Интуиция также подсказывала ему, что автор не из местных. Что-то такое в записях говорило Джиму Бобу, что тот приезжий.

Он еще раз тяжело вздохнул и потянулся к телефону. Надо предупредить сенатора Сент-Клауда. Может, удастся уговорить его отказаться от участия в этом чертовом параде.

Обнаружив пропажу дневника, Эндоу пришел в ужас. Неужели кто-то из посторонних шарил в квартире и наткнулся на гроссбух? Нет, такого быть не могло, в этом он был твердо уверен, поскольку Эстелл из дома никогда не выходит. Значит, это она.

Но как дневник попался ей на глаза? Он взял себя в руки и принялся перебирать в памяти подробности вчерашнего дня. Смутно припомнил, что вроде бы Эстелл позвала его в то время, как он делал очередную запись. И он сунул дневник под подушку. Ну надо же быть таким идиотом!

Тут его охватила неукротимая ярость. Когда дело касалось Эстелл, он очень редко выходил из себя.

Но как она посмела рыться в его вещах? Это его дневник, его — и только его — мысли! И записывал он их не для чужих глаз!

Он заставил себя не говорить с Эстелл до тех пор, пока полностью не возьмет себя в руки. Бедняжка Эстелл, ее так легко расстроить. После того как несчастный случай приковал ее к инвалидному креслу, малейшая тень недовольства с его стороны приводила Эстелл в полное отчаяние.

Машина сбила Эстелл, когда она выходила из бара, удар пришелся в спину. Больничные счета пришлось оплатить сполна, а вот денежной компенсации им никакой не выплатили. В полиции заявили, что она была пьяна и под автомобиль попала по собственной вине.

Однако дело было не в этом. Эндоу-то знал истинную причину: за рулем машины сидел какой-то воротила из политиков, а любому известно, что таким все с рук сходит.

Эндоу заставил себя не думать о прошлом. Каждый раз, когда он вспоминал об этом несчастье, у него перед глазами начинали роиться черные мушки, а грудь сдавливало так, что он едва мог дышать.

Наконец он вышел из комнаты. Эстелл была в кухне. Хотя время приближалось к девяти и они уже позавтракали, она с жадностью поглощала пончики, полный поднос которых умостился у нее на коленях.

Эндоу опаздывал на работу. Пропажа дневника огорчила его настолько, что он решил сегодня вообще не работать. И завтра тоже, если он собирается осуществить свой план. Да пусть увольняют! Трудно, что ли, найти другое место? Хорошие автомеханики на улице не валяются.

Эндоу подошел к жене и, — стараясь, чтобы голос не выдал его волнения, из-за ее спины спросил:

— Детка, у меня была такая тетрадь, дневник мой.

Записывал туда кое-что. А сейчас что-то никак не могу найти. Ты его не брала?

— Да, Френ. Я нашла его. И знаю, где он теперь.

Эндоу обошел кресло, чтобы видеть ее лицо. Резким от нетерпения тоном выпалил:

— Ну и где же? Мне он очень нужен!

— Я… Как бы это… — Эстелл звучно сглотнула, глаза ее метались, словно перепуганные мыши, затем она с трудом выдавила из себя:

— Я отправила дневник в полицию, Френ.

Его бросило сначала в жар, потом в холод, а сердце на мгновение буквально остановилось. Он грубо схватил ее за руку, пальцы утонули в рыхлых складках жира и плоти.

— Что… что ты сказала? Не может быть! Врешь ведь все! Зачем тебе это?

— Другого выхода у меня не было, неужели не понимаешь? Теперь ведь ты не рискнешь… сделать то, о чем писал. Полиция будет начеку.