Звездолов - Патриция Поттер

— Вы трое сегодня оказали Ганнам и Сазерлендам неоценимую услугу. Я горжусь вами. Наша семья в великом долгу перед Джоном и Рори, так им и передай. Они могут просить меня о любом одолжении — отказа не будет. — Он взглянул прямо в глаза младшему. — Поскольку Маргарет нашел ты, я думаю, тебе стоит впереди всех въехать в Бринэйо и самому рассказать отцу, как это было, а потом объяснить, что Гэвин — наш гость.

— Сделаю, — во весь рот разулыбался Алекс, вскочил в седло, пришпорил коня и, подмигнув через плечо, помчался к Бринэйру.

Патрик обернулся к Гэвину. Тот был бледен как полотно, но держался прямо и даже пытался улыбаться.

— Как думаешь, твой родитель не засадит меня в каземат?

— Трудно сказать; как бы твой не сделал со мною того же самого, — в тон другу ответил Патрик, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Тогда, по крайней мере, им будет на кого нас обменять. — Помня о больной руке Гэвина, он осторожно обнял его, шепнув:

— Позаботься о моей жене.

— Ладно уж, — кивнул Гэвин. — Ганны тебе многим обязаны.

— Не правда, — возразил Патрик. — Мой отец со своей дьявольской гордостью сам во всем виноват.

Он взглянул на Марсали — прекрасную Марсали, свою жену.

— Присматривай за ним хорошенько.

— Конечно, — ответила она, не скрывая тревоги. — И помни, я жду тебя.

Он нагнулся и поцеловал ее. Поцелуй получился дольше, чем допускалось приличиями, но Патрику сейчас не было дела, смотрят на них или нет. Он упивался нежной сладостью губ Марсали и не хотел отпускать ее от себя ни на минуту, а тем более на несколько часов.

— Береги себя, — шепнула она.

— Да, и обещаю не задерживаться, — ответил он.

Потом подсадил Марсали в седло и проводил взглядом ее и остальных, направлявшихся в Бринэйр. Когда последний всадник скрылся из виду, Патрик будто бы очнулся и повернулся к Синклеру.

— Устрой его поудобней, — велел он Гектору.

— Ага, — кивнул тот, перекидывая Эдварда через седло, как мешок с зерном, и связывая ему руки с ногами под брюхом коня. — Удобней просто некуда.

* * *

На следующий день Патрик неторопливой рысью подъехал к воротам Бринэйра. Вместе с ним приехал граф Эберни. Накануне вечером он встретил графа и его провожатых на полпути. Несмотря на тревогу за сына, Эберни согласился вернуться в свой замок, удовольствовавшись заверениями Патрика, что жизнь Гэвина вне опасности, а Марсали просто хочет находиться подле брата.

Патрик остался в Эберни на ночь, чтобы удостовериться, что Маргарет спокойна и довольна, но, вопреки собственным ожиданиям, заснул как убитый, едва коснувшись головою подушки, несмотря на тоску по Марсали.

Позади ехали Руфус и Хирам, не спускавшие глаз с трясущегося между ними, связанного и оборванного Эдварда Синклера. Маргарет осталась в Эберни на попечении великого множества заплаканных от радости женщин, которые непрестанно возносили небесам благодарственные молитвы о ее чудесном воскрешении из мертвых.

Граф откашлялся; Патрик выжидательно посмотрел на него.

— Даже не знаю, как сказать, — начал тот. — Я не мастер на такие речи… Но сказать я должен. — И так выпрямился в седле, будто к его спине привязали жердь. — Патрик, я обидел тебя и раскаиваюсь в этом. Я помню тот день, когда ты уезжал от нас, из Эберни, и какой ты был тогда — высокий, сильный, гордый тем, что отправляешься исполнять долг перед своим кланом. И я гордился тобою в тот день, сынок. Гордился тем, что тоже приложил руку к тому, каким молодцом ты стал. И вот теперь я смотрю на тебя и на то, что ты сделал для наших кланов за эти несколько недель, и снова несказанно горжусь тобою. Пожалуй, надо мне отречься от всего, что я передумал за последние два года. В голове не укладывается, как мог я думать плохое о тебе. Прости меня, Патрик. Надеюсь, у тебя в сердце достанет жалости простить меня.