О чем шепчет море - Мария Морозова (2022)

– Тогда смотрите тело, – вздохнул Ридли.

– К-кевин что, того? – изумился Тод, уставившись на дознавателя огромными глазами.

– После опознания станет понятно. Именно за этим мы вас сюда и привезли.

– А там нет крови? Я ужас как крови боюсь, сразу в обморок падаю, если вижу.

– Крови нет.

Ассистент поднял простыню, укрывавшую тело. Тод позеленел еще больше.

– А г-где… голова?

– Это ваш сосед? – спросил инквизитор.

– Да откуда ж я знаю? Я ж его голым не видел.

– Телосложение, рост, может быть, какие-то приметы.

– Рост вроде подходит, – пробормотал Тод, косясь на покойника. – Остальное тоже. – Он глянул на ноги и выпалил: – А-а-а! Это точно он! Синяк на ноге видите? Длинный такой? Мы в субботу разгружали телегу в бакалейной лавке. Так Кевин об ящик ударился. Да кто ж его так…

– Что ж, будем считать, что личность установлена.

– Я могу идти? – с надеждой спросил Тод.

– Нет, нужно будет записать ваши показания и…

– О, неужели опознали? – послышался радостный голос.

Томас Олбрин, местный судмедэксперт, вошел в морг, держа в руках лоток с чем-то кроваво-красным. Дерек Тод обернулся, заметил лоток, икнул и кулем рухнул на пол. Спохватившийся Ридли едва успел поддержать парня, чтобы спасти его череп от встречи с твердым кафелем. Иначе в трупницкой вполне мог появиться новый клиент.

Беднягу вынесли в коридор, уложили на лавку и привели в чувство. Открыв глаза, он обвел полицейских мутным взглядом и выдавил:

– Простите. Крови… боюсь.

– Какие все нежные, – вздохнул Олбрин.

– Ридли, забирайте его наверх, – велел Эвард Грэн, убедившись, что парень больше не собирается отключаться. – Возьмите показания и попробуйте составить портрет убитого.

Да, установление личности стало важным шагом в расследовании этого странного дела. Но все же инквизитор не обольщался. Опыт подсказывал: дальше так просто не будет.

***

Просыпаться утром оказалось неожиданно тяжело и муторно. Я открывала глаза с ощущением, словно по мне всю ночь ездила груженая повозка. Голова казалось каменной, и было лень даже шевелиться. Мелькнула малодушная мыслишка объявить этот день выходным и провести его в постели, но я усилием воли заставила себя подняться. Нужно работать. Да и раненый зверь, о котором стоило позаботиться, не позволял разлеживаться.

– Как ты тут? – поинтересовалась я, заглянув в корзину.

Кот был жив и выглядел гораздо лучше, чем вчера. Раны покрылись коркой, воспаления не было, и взгляд зверя стал совсем не таким несчастным. Я еще раз обработала травмы, сносила кота в сад, где он проявил удивительную понятливость и сделал все свои дела под кустом жимолости. Потом отварила индюшачью грудку и, превратив ее в паштет, накормила своего «пациента». И хотя старалась делать это быстро, все равно отправилась в лавку с опозданием почти в час.

Подходя к дому, где мы с Лиз снимали первый этаж, я полезла в сумочку за ключами и чуть не выронила их, ощутив на себе чужой взгляд, пристальный и нетерпеливый. Нахмурившись, огляделась по сторонам, пытаясь вычислить наблюдателя. Сначала показалось, что вокруг не происходило ничего необычного. Улица, как улица: прохожие, магазины, клумбы. И только если присмотреться, можно было увидеть, как за раскидистым кустом гортензии на углу мелькает чья-то шляпка. Хм…

– Ты сегодня поздно, – голос подруги заставил отвлечься и развернуться. Лиз выглядывала в окно своего ателье.

– Да, ночью ходила в лес, – кивнула я, мысленно махнув рукой на «гортензию», и поднимаясь по ступеням.

– Я купила тебе коричные рогалики госпожи Тоффер.

– О, спасибо, – я улыбнулась и открыла дверь в лавку.