Идеальная мать - Эйми Моллой (2019)

В статье было несколько фотографий. На одной Мидас лежал на спине на овечьей шкуре, а рядом с ним — маленький пластиковый жираф. Мидас смотрел в камеру, кожа его была белой, словно фарфор, а карие глаза блестели так, будто их отполировали. На фото ниже Уинни сидела на покрывале в парке с Мидасом на руках. У Колетт перехватило дыхание, когда она поняла, что она сама дала это фото детективу Марку Хойту, когда он вчера вечером приходил к ней домой. Чарли как раз ушел на пробежку вместе с Поппи, а Колетт готовила ужин.

«Что вы знаете о ее прошлом? — спросил ее Хойт. — Какими подробностями своей жизни она с вами делилась?»

Колетт действительно казалось, что в лице Уинни было что-то смутно знакомое. Но с тех пор, как Уинни снималась в сериале, прошло двадцать лет, и Колетт не поняла, что она Гвендолин Росс, хотя иногда и смотрела сериал. Порой, пока другие девочки из ее школы собирались выпить вина или выкурить украденный у родителей косяк, Колетт удавалось уговорить мать побыть с ней — в те редкие выходные, когда Розмари бывала дома. Они сидели на диване с маской из белка и меда на лице, про которую Колетт прочитала в журнале «Севэнтин», между ними стояла миска попкорна, они смотрели «Синюю птицу».

Поезд остановился на нужной Колетт остановке, она с трудом поднялась по ступенькам и прошла через Сити-Холл парк, где толпа туристов фотографировалась у фонтана. У них с Уинни был еще один разговор, о котором она не упомянула в беседе с Марком Хойтом, разговор, о котором она вспомнила только прошлой ночью.

После самой первой встречи «Майских матерей» они с Уинни вместе шли домой. Они не спеша брели вдоль ограды парка, стараясь идти по тени. Колетт вспомнила запах жареных орехов, которые продавались на углу, — там Уинни остановилась и купила пакетик кешью. И там Колетт, сама того не желая, призналась, в каком ужасе она была, узнав, что забеременела.

«Я несколько месяцев говорила, что это ошибка, — сказала она. — Сейчас я счастлива, но случилось это далеко не сразу. Я не была готова».

Уинни бесстрастно посмотрела на Колетт: «Могу тебя понять».

«Правда?» — спросила Колетт и почувствовала прилив облегчения. С тех пор как она познакомилась с «Майскими матерями», она чувствовала себя изгоем, чуть ли не самозванкой среди всех этих женщин, которые, казалось, всю свою жизнь только и ждали, чтобы стать мамами. Которые уже много лет следили за циклом, измеряли температуру, после секса лежали, задрав ноги, и надеялись, что в этом месяце повезет. Такие, как Юко, которая перестала принимать противозачаточные в ночь помолвки. Или Скарлет, которая стала веганом, готовя свое тело к беременности и родам. Или Фрэнси, которая сразу, на самых первых встречах, рассказала, как непросто ей было после двух выкидышей, как дорого стоили две попытки ЭКО и что у них долг во много тысяч долларов.

«А у тебя как было?» — спросила Колетт у Уинни, но та лишь отмахнулась.

«Как-нибудь потом расскажу», — сказала она, роясь в кошельке.

К ним повернулась пожилая женщина с бумажным стаканчиком с орехами в руках. Увидев их округлившиеся животы, она улыбнулась. Она положила руку Уинни на плечо: «Вы и представить себе не можете, что вас ждет, — сказала она, и глаза ее увлажнились. — Самое прекрасное, что может быть на свете».

«Это было мило», — сказала Колетт, когда женщина ушла.

«Тебе так показалось? — спросила Уинни, не глядя на нее. Она смотрела словно сквозь нее, сквозь каменную ограду, в парк. — Почему все так любят говорить о том, что мы обретем? Почему все молчат о том, что мы потеряем?»

Поднимаясь по ступенькам ратуши, Колетт вспомнила фотографию Мидаса с подписью: «Жирафиха Софи, французская игрушка-пищалка, популярная у американских родителей, и голубое детское покрывало тоже пропали. Если вы владеете какой-либо информацией, просьба обратиться в полицию Нью-Йорка по номеру 1–800 — линия для анонимного сообщения информации, связанной с преступлениями криминального характера».