Сладкая, как мед - Джоан Вулф

Торговец уставился на него в некотором замешательстве. Он что же, вообразил, будто произносит речь перед палатой лордов в английском парламенте? Или позабыл, что не ему, а Паттерсону должно принадлежать решающее слово, поскольку именно Паттерсон распоряжается деньгами?

— Это почему же? — раздраженно осведомился он.

— Потому, что я считаю разумным оставить Сару в покое до конца вашего визита. Это даст мне возможность приучить ее к своему обществу, — терпеливо пояснил герцог. — Для такой скрытной натуры, как она, новость о предполагаемой свадьбе может оказаться слишком ошеломительной.

Паттерсон должен был отдать герцогу должное — тот с первой встречи разгадал главный недостаток Сары!

Торговец подозрительно прищурился. А Чевиот продолжая как ни в чем не бывало:

— Позднее, когда мы вернемся в Лондон, я сам поговорю с Сарой.

Его голос звучал так невозмутимо и уверенно, словно Чевиот не сомневался в согласии окружающих.

Паттерсон заставил себя хранить такую же невозмутимую мину, однако его выдавал напряженный подозрительный взгляд, карауливший каждое движение молодого герцога.

При виде того, как уставились друг на друга эти двое, лорду Линфорду снова стало не по себе. Паттерсон сдался первым.

— Хорошо, ваша светлость, — нехотя процедил он. — Будь по-вашему!

Чевиот кивнул и сделал глоток портвейна.

Слушая вполуха разглагольствования лорда Линфорда, торговец все так же пристально следил за герцогом.

Да, на этого Чевиота где сядешь, там и слезешь. Но ведь герцогу как раз и полагается быть таким! Паттерсон не прогадает, отдав за него свою внучку.

***

Когда джентльмены присоединились к дамам, ожидавшим их в гостиной, Оливия развлекала общество игрой на фортепьяно. Сара сидела по одну сторону от инструмента на белом диване, а леди Линфорд — по другую на мягком кресле с алой атласной обивкой.

Герцог сразу же приблизился к Оливии, чтобы следить за игрой. Из чего Сара сделала вывод, что он неравнодушен к музыке.

Оливия играла мастерски. Если уж на то пошло, то музыка была единственной вещью в жизни, к которой она относилась всерьез. Именно это увлечение и сблизило их в школьные годы. Девочки увидели друг в друге одинаковую одержимость искусством — только для Сары это была живопись.

Когда отзвучала последняя нота сонаты, Оливия подняла на кузена вопросительный взгляд. Он благодарно улыбнулся и попросил:

— Оливия, сыграй что-нибудь из Моцарта!

Девушка кивнула, и ее пальцы снова замелькали над клавишами.

Герцог тихонько отошел, сел рядом с Сарой на диван и стал слушать музыку.

На противоположной стороне комнаты стоял точно такой же диван, и мистер Паттерсон пристроился на нем, то и дело с шумом меняя позу. Сара прекрасно знала своего деда и искоса поглядывала на него, не ожидая от этих признаков нетерпения ничего хорошего.

Она очень любила слушать, как играет Оливия, но сейчас ей было не до музыки. Увы, мистер Паттерсон никогда не был поклонником Моцарта.

Тем не менее ему удавалось вести себя вполне прилично, и Оливия без помех закончила пьесу. А потом леди Линфорд несказанно удивила Сару, предложив:

— Молодец, Оливия! А теперь позвольте мне обратиться к мисс Паттерсон с просьбой развлечь нас немного своей игрой!

«Черт побери!» — невольно подумала Сара, никогда не позволявшая себе опускаться до ругани, даже втайне от окружающих.

— Боюсь, что моя игра покажется вам слишком убогой по сравнению с мастерством Оливии! — обратилась она к хозяйке.

— Мы прекрасно понимаем причину вашего смущения, — заметил герцог. — Во всей Англии вряд ли найдется человек, способный соперничать с Оливией в этом искусстве.

Оливия повернулась лицом к слушателям и с улыбкой воскликнула:

— Спасибо тебе, Энтони!

— Милая, уступи свое место мисс Паттерсон! — повелительно взмахнула рукой леди Линфорд.