Роковой мужчина - Элизабет Торнтон

Пока Дигби и Уорсли устраивались на стульях, Уиверс подошел к окну и выглянул на улицу. День клонился к вечеру, и жизнь на Бонд-стрит бурлила по обыкновению. По обе стороны улицы медленно двигались экипажи, направляясь в сторону Оксфорд-стрит или Пикадилли. Толпа хорошо одетых людей перетекала из магазина в магазин. Он не увидел ничего необычного, никто не следил за его дверью.

Догадавшись о его мыслях, Дигби заверил:

— Никто не видел, как мы входили в здание. Мы воспользовались черным ходом.

Придав лицу любезное выражение, Уиверс повернулся к посетителям.

— Рад слышать. Знаете, мистер Дигби, я уже жалею, что ввязался в расследование. Я так и не разобрался, с кем мы имеем дело. Слышал, Мэйтленд жестоко расправляется с людьми, выдавшими его. Поэтому надеюсь на вашу скрытность, так как мне не хотелось бы оказаться в числе его врагов.

— Не беспокойтесь, мистер Уиверс, — довольно едко заметил майор Дигби. — Я никогда не выдаю своих источников, иначе они бы быстро иссякли.

Именно это и хотел услышать Уиверс. Он посмотрел на Уорсли, который энергично помотал головой.

— У нас много источников информации, и все они конфиденциальны.

— Я знаю кого-то из них?

Уорсли рассмеялся его шутке, Дигби же сохранял каменное выражение лица.

— Что-нибудь выпьете? — предложил Уиверс на правах радушного хозяина. — Кофе, бренди?

— Нет, спасибо, — отказался Дигби.

Уиверс сел в кресло.

— Тогда перейдем к делу?

Дигби глубоко вздохнул. С перекошенным от ярости лицом он сказал:

— У меня в запасе два дня, чтобы найти Мэйтленда. Если мне этого не удастся, меня отстранят от поисков.

— Но это абсурд! — с неподдельным изумлением воскликнул Уиверс.

— Тем не менее это так. Заместитель министра вызвал меня в свой кабинет меньше часа назад и раскрыл все карты. Они считают, что я провалил дело. — Дигби сжал кулаки, словно намереваясь кого-то ударить. — Самое обидное, что они не понимают: меня подставили именно те, кто громче всех требует результатов.

Чувствуя, как злоба захлестывает его, Дигби набрал в легкие побольше воздуха.

— Я умолял их позволить мне вызвать леди Розамунду на допрос к нам и Харпера тоже, но Ромси имеет влияние на министра и настаивает, что его дочь можно допрашивать только в Твикенхэм-хаус и лишь в его присутствии.

— Вы считаете, что леди Розамунда и этот Харпер что-то скрывают?

Дигби невесело усмехнулся.

— Мэйтленд мастерски убедил девушку в своей невиновности. Думаю, она знает больше, чем говорит. А что до перебежчика Харпера, то он по уши увяз в этой истории. Сначала он помог бывшему патрону бежать из Ньюгейта, а потом позарился на награду, обещанную герцогом за освобождение дочери, и таким образом обелил себя. Неудивительно, что он переметнулся под защиту герцога. Держу пари, он боится сказать лишнее, на случай, если Мэйтленд решит расправиться с подельни-ком.

Уиверс сочувственно вздохнул. Он самостоятельно пришел к тем же выводам, но, в отличие от Дигби, ему не хотелось, чтобы леди Розамунду допрашивали в Особом отделе. Неделю назад он думал иначе, но сейчас его одолевала тревога. Она была убеждена в невиновности Мэйтленда. Но что именно она знала?

Вслух же он сказал:

— Я слышал, прошлой ночью на одного из гостей леди Розамунды было совершено нападение. Мог это быть Мэйтленд?

— Вряд ли. Ведь целились в принца Михаэля. Скорее всего, это был его земляк, затаивший на него злобу.

Уиверс никогда не был высокого мнения о представителях власти или агентах разведки, однако на этот раз они превзошли самих себя. По крайней мере не приходилось волноваться, что они выйдут на след стрелявшего.

— А что с Хью Темплером? — спросил он.

— Уорсли, расскажите! — обратился Дигби к капитану.

Уорсли откашлялся.

— Он с женой уехал в свое поместье в Оксфордшире совершенно открыто. Мы приглядываем за ним, и если он что-нибудь задумает, мы узнаем первыми.