Роковой мужчина - Элизабет Торнтон

В комнате не было умывальника, но Розамунда заметила в дальней стене приоткрытую дверь. Как она и предполагала, за этой дверью находилась ванная комната с большой медной ванной, внушительных размеров стульчиком и роскошным, красного дерева умывальником. Подобная комнатка примыкала к ее собственной спальне в Твикенхэм-хаус. Изысканность обстановки портили только валявшийся на полу смятый мужской сюртук и испачканное кровью полотенце. Очевидно, когда она ушла, Мэйтленд пытался привести себя в порядок, а это доказывало, что Розамунда права. Рана на голове не опасна, иначе бы он не сумел самостоятельно выбраться из постели.

Взяв пару полотенец, Розамунда поспешила к своему подопечному. Ни разу еще не случалось, чтобы конь, за которым она ухаживала, испустил дух… и этому пациенту, хоть он и человек, а не лошадь, она тоже не даст умереть.

Прижав к ране сложенное подушечкой полотенце, Розамунда натянула поверх него повязку. Это была лишь временная мера, покуда она не отыщет все необходимое, чтобы изготовить противовоспалительную мазь. Следующая задача — промыть рану на голове. Справившись и с этим делом, Розамунда решила раздеть раненого и обнаружила, что его одежда до сих пор влажная. Девушка замерла. Не так уж мало времени прошло с тех пор, как они попали под дождь, и ее одежда давно успела высохнуть. Так отчего же не высохла одежда Мэйтленда? Впрочем, она знала ответ на этот вопрос. Найдя для Розамунды укрытие от дождя, Мэйтленд позаботился о лошадях, а потом занялся и другими делами. За все время их путешествия он всегда последним укрывался от дождя, последним ел и отдыхал и первым принимался за любое дело.

Розамунда была не права, считая, что о ней Мэйтленд заботился хуже, чем о лошадях. Хуже всего он заботился о себе самом.

Качая головой, Розамунда вновь принялась за дело. Тяжело дыша и отдуваясь, она кое-как развернула Мэйтленда так, чтобы удобней было его раздеть. Видимо, при этом она потревожила раненого, потому что он вдруг вскинулся и стал отбиваться. Боясь, что ножевая рана от резких беспорядочных движений снова начнет кровоточить, Розамунда навалилась на него всем телом, только так и удалось его утихомирить.

Под тяжестью ее тела Мэйтленд замер.

— Харпер? — спросил он. И когда Розамунда ничего не ответила, уже настойчивей повторил: — Харпер?

— Да.

Этот тихий ответ, казалось, совершенно успокоил Мэйтленда. Больше он уже не сопротивлялся, и Розамунда без помех стянула с него сапоги и брюки. Над нижним бельем она на минуту призадумалась, но затем рассудила, что все равно ей придется обмыть раненого холодной водой, чтобы ослабить жар, а белье этому только помешает.

Принимаясь за дело, Розамунда вдруг осознала, что у нее самой жарко пылает лицо, и не на шутку разозлилась на себя. В конце концов, не впервые она видит мужскую наготу! Ей частенько случалось видеть, как братья нагишом плещутся в рукотворном пруду Твикенхэм-хаус. Тогда она ничуть не смущалась их видом, так что незачем и теперь поддаваться ложной стыдливости!

Да и вовсе не нагота Мэйтленда привлекла ее взгляд, а старые шрамы, которыми в изобилии была покрыта его грудь. И еще один длинный шрам, который наискось пересекал живот и доходил до самого паха.

Да, перед ней настоящий солдат, только раненый и совершенно беспомощный. Единственная его надежда на спасение — она, Розамунда, а какой от нее прок?..

Может быть, и никакого… но сейчас, в эту минуту она твердо решила, что не покинет Мэйтленда, пока он не встанет на ноги.

Розамунда укрыла его простынями и выпрямилась. Она даже не пыталась разобраться в своих чувствах — слишком многое сейчас предстоит сделать. Нужно изготовить противовоспалительную мазь, унять жар и постараться, чтобы раненый как можно больше пил, позаботиться о том, чтобы он не метался в жару и не причинил себе вреда.

Начать она решила с мази.