8. Прогуглить “калифорнийский лавровый лист” и обнаружить, что в кулинарии используется исключительно средиземноморский лавровый лист, и хотя листья калифорнийского лавра не ядовиты, использовать их в пище не рекомендуется.

9. Выйти в Сеть и перечитывать свою переписку с Исследователем-101, пока не вычитаю все, что можно прочесть между строк и не извлеку все возможное удовольствие из каждого его слова.

10. Выбившись из сил, заснуть в шезлонге на солнышке рядом со свернувшимся в клубок Джампо.

– От тебя страшно несет алкоголем. Он сочится из твоих пор.

Я с трудом открываю глаза и вижу склонившегося надо мной Уильяма.

– Принято как-то предупреждать человека, когда видишь, что он спит, – говорю я.

– Человек не должен спать в четыре часа дня, – парирует Уильям.

– Может, сейчас подходящий момент, чтобы сказать вам, что я хотел бы поменять школу и с осени поступить в Тихоокеанскую хоровую академию для мальчиков? – спрашивает Питер. Они с Зои тоже вышли на веранду.

Я поднимаю брови и посылаю Уильяму взгляд “видишь-я-говорила-что-наш-сын-гей”.

– С каких это пор тебе нравится петь? – спрашивает Уильям.

– Тебя что, дразнят? – спрашиваю я. При мысли, что над ним могут издеваться, кортизол разливается по всему моему телу.

– О боже, мам, да от тебя воняет, – говорит Зои и с отвращением машет рукой.

– Спасибо, твой папа мне уже об этом сообщил. Где вы целый день пропадали?

– Мы с Зои болтались по Телеграф-авеню, – говорит Питер.

– Телеграф-авеню? Вы двое? Вместе ?

Зои и Питер обмениваются хитрыми взглядами. Зои пожимает плечами:

– Ну и что?

– А то, что там небезопасно, – говорю я.

– Почему, из-за всех этих бездомных? – спрашивает Зои. – Так вот, имей в виду, что наше поколение уже постбездомное.

– Что это значит? – спрашиваю я.

– Это значит, что мы их не боимся. Нас воспитали так, что мы не стесняемся взглянуть бездомным людям в глаза.

– И помогать им попрошайничать, – добавляет Питер.

– Ну, а ты где был, пока наши дети просили милостыню на Телеграф-авеню? – спрашиваю я Уильяма.

– Я не виноват. Я высадил их в Маркет-холле в Рокридже. Там они сели на автобус до Беркли, – объясняет Уильям.

– Педро спел оду “К радости” на немецком. Мы заработали для одного типа двадцать баксов! – говорит Зои.

– Ты знаешь оду “К радости”? – удивляюсь я.

– На Ютубе есть канал, называется “Вы можете исполнять Бетховена на немецком”, – говорит Питер.

– Уильям, мне начинать с картошки? – кричит с кухни Кэролайн.

– Я помогу, – говорю я, пытаясь выбраться из шезлонга.

– Не нужно. Оставайся здесь. Мы сами справимся, – говорит Уильям, исчезая в доме.

Наблюдая, как все суетятся на кухне, я начинаю думать, что никогда человек не одинок так, как после полудня в воскресенье. Со вздохом открываю ноутбук.

Джону Йоссариану нравится Швеция 3 часа назад

Люси Певенси

Нуждается в своем волшебном напитке, но, кажется, куда-то его подевала.

3 часа назад

А вот и вы. Смотрели под сиденьем у себя в машине, Жена-22?

Нет, но я смотрела под сиденьем саней Белой Колдуньи.

А что делает волшебный напиток?

Исцеляет все болезни.

Ага, ну конечно. Вы заболели?

У меня похмелье.

Сочувствую.

У вас в роду были шведы?

Не могу раскрывать эту информацию.

Ну хорошо, вы можете хотя бы сказать, что вам нравится в Швеции?

Ее нейтралитет. Это безопасное место, чтобы переждать войну, то есть, если кто-то воюет, конечно.

Вы воюете?

Возможно.

Что значит “возможно” воюю? Разве это не очевидно?

Война не всегда очевидна, особенно если это война с самим собой.

Какого рода войны можно вести с самим собой?

Война, в которой одна часть тебя считает, что ты переходишь границу, а другая думает, что граница сама умоляет, чтобы ее перешли.