Елена - Александр Дюма-сын (1995)

Зачем же приписывать действительное значение опасениям, никогда не покидающим сердце матери? Не гораздо ли проще предположить, что с тех пор, как Эдмон стал думать о Елене, г-жа де Пере, привыкшая безраздельно жить в сердце своего ребенка, почувствовала некоторую ревность и эта ревность сообщила всему свой мрачный характер?

Думать так было гораздо утешительнее; г-жа де Пере незаметно достигла полного переворота мыслей своих и, утирая последнюю слезу, говорила:

«Не сумасшедшая ли я? Вообразила Бог знает что!»

Впрочем, несмотря на возникшую уверенность, она не могла спать: только мысли ее переменили направление; не думая более о будущем, она спустилась в свое прошедшее, и из ее глаз заструились слезы, слезы, вызванные счастливыми воспоминаниями и постоянно таящиеся в глубине души каждого, как в жаркий полдень в глубине трав, кажущихся на поверхности совершенно выжженными палящими лучами солнца, всегда таятся капли оживляющей росы.

Думая о Елене и задавая невольно вопросы будущему в один из промежутков господствующей мысли, Эдмон вспомнил о слезах своей матери.

«Бедная мать! — подумал он. — Она так грустна была вечером, а я оставил ее, не озаботясь даже, что с нею. Так делают только эгоисты и влюбленные».

В свою очередь, с лампой в руке и на цыпочках Эдмон подошел к комнате матери. Свет выходил из-под дверей комнаты.

Эдмон тихо постучался.

Услышав в такое позднее время стук, г-жа де Пере вскрикнула.

— Не бойся, моя добрая, — сказал Эдмон, быстро входя в комнату, — это я.

— Ты еще не ложился, дитя мое? — с беспокойством спросила мать. — Ты не болен ли?

— О, нет! Мне так хорошо никогда не было. Я не мог уснуть, не спросив у тебя, прошло ли твое вчерашнее расстройство. Вот почему я пришел.

— Прошло, дитя мое, прошло; я тебе уже объяснила причины этого нерасположения; ты видел, что это пустое.

— Слава Богу, а то мне было тяжело за тебя.

— Ты влюблен? Ты думал о Елене?

— Думал. Но отчего ты не спишь, о чем ты думала до двух часов утра?

— О тебе, о твоей любви, о твоей будущности.

— О моем счастье, которым я обязан тебе…

— Но которое уже не от меня зависит теперь.

— От тебя, добрая маменька; знаешь ли, что во всех моих мечтах ты была участницею?

— А ты мечтал, Эдмон?

— Два часа мечтал.

— Расскажи мне мечты твои.

— Я строил планы тихого, спокойного будущего. Мечтал о счастливой жизни, тройной привязанности — женщины, матери и друга. Я молод, я недурен собою, — сказал, улыбаясь, Эдмон, — потому что я несколько похож на тебя, у нас есть состояние, и я чувствую, что влюблен решительно в Елену. Когда узнаю, что и она любит меня, сделаю предложение ее отцу: ему нет повода отказать мне. Зиму мы будем проводить в Париже, лето на берегах Лоары: мы будем так счастливы, как только можно быть на земле. Не правда ли, добрая мать моя?

Г-жа де Пере с улыбкою посмотрела на сына.

— Разве не то же говорила я, когда ты только рассказал мне о своей встрече? — спросила она.

— Ты читаешь мои мысли, между нами нет ничего скрытного. Признаюсь тебе, завтра я постараюсь употребить все свои силы, чтобы Елена полюбила меня.

— Это вовсе не так трудно.

— Да, Нишетта научила меня и обещала помогать.

— Так и Нишетта заодно с тобою?

— О, если б ты знала, какое это доброе сердце!

Два часа сын и мать провели вместе, говоря о прошедшем, довольные настоящим, счастливые будущим: г-жа де Пере, нагнувшись и любуясь Эдмоном, лежавшим у ног ее; оба юные по своим идеям, доверчивые по своей привязанности.

В четыре часа Эдмон ушел в свою комнату.

«Я с ума сходила», — еще раз подумала г-жа де Пере и уснула спокойно и без боязни.

В восемь часов Эдмон был уже на ногах и направлялся к церкви св. Фомы.

XII

Войдя в церковь, Эдмон встал так, чтобы ему было видно входящих. Народ только что начал собираться.