Сперва я их просто игнорировала. Они не унимались. Тогда я попыталась ответить на некоторые вопросы попроще, в надежде, что они удовлетворятся. Есть ли у него подружка? По-моему, нет. Во всяком случае, я никого не видела. Играет ли он на гитаре с утра до вечера? Да. Поет ли он в ду́ше? Да, поет. Сказав об этом, я слегка покраснела, и они прыснули. Есть ли у него брат? Нет. Я нахмурилась. Нет, он совсем один. Где мы живем? В Сиэтле. На этот вопрос я ответила не без сарказма. Я не собиралась давать им адрес. Какие у него трусы – боксеры или плавки? Понятия не имею. Я знала, но не хотела сообщать им об этом. Он всегда такой крутой и горячий? Да. Я вздохнула, думая о его неизменно безупречном виде по утрам, когда сама я смахивала на зомби… Ну, кроме одного раза. Девицы снова раскудахтались. А голым я его видела? На этот вопрос я точно не собиралась отвечать, и мое молчание позабавило их, – возможно, они расценили его как согласие и были правы.

Я опять посмотрела на часы. Боже, прошла лишь половина лекции. Тут я поняла свою ошибку. По моим расчетам, после ответа на пару невинных вопросов они должны были успокоиться и отстать. Однако теперь, когда я раскрыла рот, они не собирались прекращать беспощадную пикировку. Их явно порадовало мое молчание насчет наготы Келлана, и они принялись развивать эту тему. Какое у него тело – классное? Ни слова в ответ, однако в уме пронеслось: «Более чем». А целуется он хорошо? Снова тишина, но я припомнила: да, черт возьми, он знал свое дело. А «этим самым» мы занимались? Ни звука, конечно, и я молилась про себя – только бы не покраснеть.

По их напору я внезапно смекнула, что они спрашивали не для себя. Конечно, им тоже было интересно, но пытали они меня ради Кэнди – зондировали мои отношения с Келланом. Я даже усомнилась, что они вообще числились в моей группе, а не просто последовали за мной в аудиторию.

Я вспыхнула гневом и принялась игнорировать все последующие вопросы, как пустячные, так и предельно интимного содержания, заставлявшие меня краснеть. Об этом вообще не спрашивают при первом знакомстве. Когда лекция наконец-то закончилась и слушатели потянулись к выходу, я испытала колоссальное облегчение и спешно собрала вещи под градом заключительных вопросов, оставшихся без ответа.

Спокойно – ну, почти спокойно – извинившись, я пулей вылетела за дверь. В спину мне бросили: «Эй, ты куда? Следующая пара будет дома?» Снова смех. Как же бездарно прошло мое занятие. Я не собиралась отвечать на такого рода вопросы о человеческой сексуальности.

* * *

На следующее утро Келлан повел себя еще несноснее: его не оказалось на кухне… Его даже не было дома. Он отсутствовал и накануне, когда я вернулась с занятий. Подумать только – его не было и тогда, когда мы с Денни легли спать. Меня немного уязвило то, что утром мы не встретились: он не потягивал кофе, не читал газету, не улыбался мне. За время разлуки с Денни я начала просыпаться раньше нужного лишь для того, чтобы видеть эту картину. Эта мысль немного встревожила меня, но я отогнала ее. Теперь уже не важно. Той нашей дружбы уже нет. По сути, нет уже никакой дружбы. Занявшись кофе, я проглотила слезы.

Денни проснулся чуть позже и быстро собрался на поиски работы. Я тоже подготовилась к университету, и он поцеловал меня на прощание. Коль скоро Денни вернулся, я не думала, что Келлан будет и впредь отвозить меня на занятия, особенно учитывая наш холодный разговор на кухне, но мне было грустно стоять на остановке в ожидании автобуса. Я скучала по нашим поездкам. Может быть, его отчуждение было к лучшему. Может быть, я слишком привязалась. Теперь, когда Денни снова здесь, это казалось неуместным. Конечно, между нами с Келланом вообще произошло много неуместного.