Ключи счастья. Том 2 - Анастасия Вербицкая (1993)

— Нет, нет. Писательнице… Nina… постойте, сейчас взгляну фамилию.

— Nina Glinska, — быстро перебивает Женя.

— Да… да… да… Вы ее знаете?

— Еще бы! Это интереснейшая женщина из всей русской колонии! Она пользуется огромным уважением. Поезжайте к ней сейчас же. Она всегда дома от четырех до семи.

— Где же она пишет? — спрашивает Маня.

— Она сотрудница «Revue blanche» и «Revue de deux mondes» [11]. Пишет по-французски. О русской литературе больше всего. Многих писателей наших перевела. Она очень талантлива. Это недюжинная женщина. И я рада, что вы ее увидите. Между прочим, она социалистка. Вам это говорила Зина? Она сблизилась с французскими рабочими. Настолько сошлась с ними, что совершенно порвала с так называемыми «буржуа»…

— Как странно! — задумчиво шепчет Маня.

На прощанье Женя опять жмет им руки горячо и доверчиво. Глаза ее с невольной завистью останавливаются на лице Мани, на своеобразно смелом изгибе ее бровей и губ.

— Вы, наверное, любите жизнь? — вдруг срывается у нее грустно и робко.

— Люблю! — говорит она.

И улыбается так широко и радостно, что в комнате точно светлеет.

— И не боитесь ее?

— Я? Что бы она ни дала мне впредь, я благословляю ее за все. И далее страдания и слезы мои я буду любить, когда они придут. Все это жизнь. Прекрасная жизнь!

— Зяма… — шепчет Маня, большими глазами глядя на Соню.

— Что он тут делает? Сторожит кого-то? Господи! У меня даже сердце забилось.

— Почему он в Париже?

— Он писал Розе, что учится здесь. Она ему даже денег посылала.

— Как ты думаешь, он нас тоже узнал?

— Конечно. И чего-то испугался.

При свете фонаря они читают на белой дощечке, прибитой у двери подъезда, Nina Glinska. Соня входит на крыльцо. Она слышит явственно за дверью мужской голос, говорящий по-русски: «Вы ничем не рискуете. За вами не следят. И мы примем меры…» — «Вам я не смею отказать», — звучит еще явственнее ответ.

В то же мгновение распахивается дверь. Из квартиры выходит человек. Он так высок и худ, что кажется воплотившимся Дон-Кихотом. Он очевидно смутился, увидав девушек. Они мельком видят бледное лицо аскета, белокурую бородку, тесно сжатые губы и холодный взгляд серых глаз.

Незаметным жестом он надвигает шляпу на брови, так, что лицо его остается в тени. Но Маня говорит себе, что даже через десять лет, увидав в толпе это лицо, она его узнает.

— Pardon! — говорит он, чуть дотрагиваясь до шляпы и словно пронзая взглядом чужие лица.

Слегка согнувшись, высокий, весь в черном, он проходит под аркой ворот и скрывается.

— Зяма пришел с ним, — шепчет Соня. Кто-то держит изнутри дверь на цепочке, и на Маню пристально глядят чьи-то глаза.

— Кого вам угодно? — слышат они женский голос. Женщина спрашивает по-французски.

— Madame Glinska, une lettre di Russie [12], - быстро говорит Соня.

Через мгновение они уже в передней. Там совсем темно.

— Вы русские? — спрашивает женщина. И холодок недоверия звучит в ее голосе.

— Да… Вам письмо от Зины Липенко… Я из Москвы.

— Ах, вот как? От Зины? Пожалуйста, войдите.

Она запирает дверь, накладывает цепочку. Ее манеры меняются мгновенно. Она идет в следующую комнату, откуда в переднюю падает широкая полоса света, и делает грациозный жест рукой.

— Пожалуйста, разденьтесь.

Это среднего роста стройная женщина, лет тридцати пяти. Она одета строго, вся в черном. Ее светлые волосы лежат в бандо вдоль щек, худых и отцветающих. Глаза ее светлые и холодные. У нее умный лоб, смелые брови, темные волосы, и тонкая улыбка.