Ключи счастья. Том 2 - Анастасия Вербицкая (1993)

— Вы не о том говорите! — жалобно срывается у нее. — Писатель и художник не соприкасаются с толпой, как мы, артисты. Мне нужна связь с людьми. Я не могу играть, пока не почувствую, что между мной и зрителем протянулись струны. Я хочу, чтоб они пели. Хочу, чтоб любимые глаза глядели на меня из залы. Чтоб мне не было холодно среди людей…

«Теперь она опять прекрасна», — думает Гаральд, задумчиво изучая ее лицо. — И она не хищница. Как по-детски жалобно звучит этот милый голос! Она слабая и несчастная женщина, не умеющая ценить свой талант…

— Разве возможно общение с толпой, Marion?

Она растерянно озирается. Смотрит на красного монаха в углу. И не видит его.

— С этой толпой? Нет. О, нет!

— А разве есть другая?

— Ах, Гаральд! Если б я нашла другую, я никогда не покинула бы сцену.

Страстно и с мучительной правдой срывается у нее эта фраза. Она гнет черепаховый веер, рискуя его сломать.

Гаральд весь подается вперед в кресле. Лицо его дрогнуло.

— Вы и об этом думали? Покинуть сцену, отказаться от искусства? Для чего же тогда жить?

Но она не отвечает на его вопрос. Она полна собою.

— Гаральд! Вы не знаете, какую роль вы сыграли в моей жизни! Я так рвалась вас видеть и сказать вам эти слова! Но вы меня избегали. Умышленно, я это чувствую. Почему? Почему, скажите…

От нее вдруг повеяло зноем, туманящей мозг стихийной страстью. Гаральд опускает веки.

— Вдали от вас я был полон вами. Я вам писал стихи. Разве это не более ценно, чем банальные, беглые встречи?

Маня бледнеет. Ее глаза, большие, искристые, полны ужаса. Отчего ей вдруг стало так страшно? Это красивые слова. Но она где-то уже слышала их. И от этих слов страдала.

Гаральд теперь смотрит на нее, и душа его смягчается. Трагическая красота Marion опять, как тогда, в театре, наполняет его смятением и тревогой. «В этих глазах целый мир, — думает он. — И этот мир для меня. Неужели я откажусь завладеть им? Неужели испугаюсь?»

Музыка кончилась. Толпа хлынула в гостиную. Опять идут мимо, бесцеремонно глядят на них, оскорбительно шепчутся. Но на этот раз они не замечают ни чужого внимания, ни собственного молчания. Взгляды их остановились. Они как бы глядят во мрак сердца, где звучат таинственные голоса.

Красная фигура, давно наблюдавшая за ними издали, снова обошла гостиную вокруг дивана и приближается. Идет совсем близко. Они ее не видят.

— Вы мне писали стихи? — шепчет Маня, первая нарушая очарование странного мига. — Я хочу их слышать. Завтра приезжайте ко мне. Я буду вас ждать. Придете? Придете?

Монах пристально глядит на них, стоя у круглого дивана.

Гаральд поднимает голову. «Странно! Он следит за нами. Кого из нас он знает?»

Поймав взгляд Гаральда, красная фигура крадется к двери, чуть-чуть сгорбившись.

— А! — невольно срывается у Гаральда. — Marion, посмотрите на это домино!

Она нетерпеливо оборачивается и смотрит, не видя.

— А где барон Штейнбах?

— Его нет в Петербурге.

— Вы уверены в этом?

— Что за странный вопрос? — Ножка опять бьет по ковру.

— Если не барон Штейнбах этот красный монах, все время наблюдающий за нами, то это его двойник, или астральное тело, как принято говорить у теософов…

Маня быстро встает и, вытянув шею, следит за удаляющимся домино. Вошел в залу. Скрылся.

— Не может быть, — смущенно говорит она, садясь опять.

— Однако сходство странное.

— Он в маске, Гаральд! — тревожно вскрикивает она.

— Но вы уже сняли свою и… глядите, все без масок.

Холодок бежит по спине Мани. Прочь эти мысли! Нить завязалась. Тонкая, нежная нить. Важно закрепить ее, не потерять в сутолоке жизни. Что вернет ей потом утраченное здесь мгновение?

— Гаральд, вы придете ко мне? — спрашивает она трепетным голосом. — Вы не будете избегать меня, как раньше? Я вас видела с другой. Все равно! Я чувствую, что вы свободны, как и я. И между нами нет ничего…